Дальний склад был меньше основного, но чище. Никаких бочек с водой, только стеллажи вдоль стен. И на этих стеллажах…
— Вот, — Добролюбов обвел рукой помещение. — Полюбуйтесь Русалочьи камни. Двадцать штук, каждый размером с два кулака. Но тусклые, серые, мертвые. Как галька с берега, только дороже в сотни раз.
— Хотел к Крутовым везти, даже договорился уже. — продолжил купец, подходя к стеллажу. Взял один камень, повертел в руках. — А потом они цену подняли. Триста рублей за штуку!
— Грабеж, — согласился Волнов.
— Вот именно. За двадцать камней получается шесть тысяч! За зарядку!
Он положил камень обратно, повернулся ко мне. И я понял, что вот оно. Сейчас будет предложение, от которого невозможно отказаться. Классический купеческий прием. Сначала показать проблему, потом намекнуть на решение, а потом сделать вид, что идея пришла случайно.
— Вы говорите, в Черной яме можете заряжать камни? — спросил он как бы между прочим.
— Могу, — осторожно ответил я, хотя внутренне уже ликовал. Двадцать пустых камней! Это же идеальное прикрытие для магической практики!
— И сколько времени надо?
— Дня три-четыре для полной зарядки. Зависит от течений и погоды.
Добролюбов прошелся вдоль стеллажей, трогая камни один за другим. Считал? Проверял? Или просто тянул время, обдумывая предложение?
— А цена? — наконец спросил он, не оборачиваясь.
Вот он, момент истины. Назови слишком много и отпугнешь. Слишком мало и не поверит, решит, что подвох.
— Двести рублей за камень при максимальной зарядке, — сказал я спокойно. — Это на треть дешевле, чем у Крутовых.
Добролюбов замер. Волнов затаил дыхание, забыв про свою трубку.
«Все замерли!» — прошептала Капля. — «Как рыбка перед червяком»
Точное сравнение, малышка. Сейчас решается, клюнет ли купец на наживку.
— Двести… — медленно повторил Добролюбов. — За такую концентрацию, как у того камня?
— Не могу гарантировать точно такую же. Черная яма непредсказуема. Но минимум в два раза мощнее стандартной зарядки Крутовых, это точно.
На самом деле я мог зарядить их хоть в десять раз мощнее. Но для этого придётся самому вмешиваться в структуру камней, а к такому знанию они еще не готовы.
Купец развернулся, и я увидел в его глазах тот блеск, который бывает у торговцев перед выгодной сделкой.
— Четыре тысячи за все двадцать?
— При полной предоплате получится три тысячи восемьсот, — неожиданно для себя сказал я. Откуда это? А, ну да, остатки памяти прошлой жизни.
Добролюбов усмехнулся:
— Три с половиной, и по рукам.
— Три шестьсот.
— По рукам!
Мы пожали руки. Волнов облегченно выдохнул и наконец-то закурил свою многострадальную трубку.
— Когда сможете начать? — деловито спросил Добролюбов.
— Хоть сегодня. Но лучше завтра с утра. Подготовлюсь, спланирую маршрут.
— Договорились, транспорт у вас есть?
— Есть! — обрадовался Волнов, отчаянно подмигивая. — Можешь пользоваться лодкой, сколько надо!
Я смотрел на стеллажи с камнями и едва сдерживал улыбку. Теперь можно будет открыто «ездить в Черную яму», а на самом деле заряжать их в любом тихом месте. Идеальное прикрытие для магической деятельности. И деньги неплохие. И репутация. Все складывается как нельзя лучше.
«Данила хитрый-хитрый! — восхитилась Капля. — Всех перехитрил»
«Это не хитрость, малышка. Это… тактический манёвр.»
«О! Капля запомнила! Это когда говоришь правду, но не всю! Как когда Капля говорит, что не брала блестяшку у дядьки-рыбака! Капля просто нашла ее! На дне его лодки! Это тоже маневр?»
Кажется мой водный дух благодаря эмпатии учится даже слишком быстро.
— О чём задумался? — хлопнул меня по плечу радостный Волнов. — Пошли купюры считать!
Дмитрий Долгорукий сидел на жесткой койке и считал трещины на стене. Двадцать семь. Вчера было двадцать шесть две, но ночью появилась новая. Тонкая, как волос, от окна к углу. Может, это его взгляд прогрыз камень? Целую неделю он смотрел на эту чертову стену, изучил каждое пятно сырости, каждую неровность.
Неделю в этой клетке. Сто шестьдесят восемь часов. Он считал все. Трещины, часы, удары колокола на Соборной площади. Что еще делать, когда жизнь сузилась до четырех стен, вонючего ведра в углу и миски баланды два раза в день?
От былого лоска гвардейского офицера не осталось и следа. Мундир, некогда безупречный, висел на нем как на пугале. Золотые пуговицы потускнели, эполеты съехали набок. Щеки покрылись щетиной. Но хуже всего был взгляд. Потухший, как у дохлой рыбы. В нём больше не было той наглой уверенности, которая так нравилась женщинам и раздражала мужчин.