— Скоро мы вообще без работы останемся! — Щука вскочил, размахивая руками.
Старший Горшков повернулся к Федьке:
— Эй, Налим! Ты же у нас лучший был. До этого выскочки. Что думаешь? Как он это делает?
Федька пожал плечами. Он действительно не понимал. Но если остальные завидовали, он скорее восхищался чужим мастерством.
— Да что с него взять, — хмыкнул младший Горшков презрительно. — Он всегда молчун. Может, боишься конкуренции, а, Налим? Сам-то давно ничего крупного не находил!
Федька только хмыкнул в кружку. Пусть думают что хотят. Ему не семь лет, чтобы доказывать свою значимость.
— Надо что-то делать! — Семён стукнул кулаком по столу с такой силой, что кружки подпрыгнули, а пиво расплескалось. — Этот выскочка нас по миру пустит!
— Может, поговорить с ним по-хорошему? — предложил дядя Паша, старейший из ныряльщиков. В его голосе звучало сомнение. Он-то понимал, что «по-хорошему» у Горшковых не получится.
— По-хорошему он не поймёт! — рявкнул Семён. — Я знаю таких. Приезжие, думают, самые умные. Местных за людей не считают!
— Встретим его у старых складов, — предложил Костя, почёсывая лысину. — Поговорим по-мужски. Объясним, что в нашем деле нужно делиться.
— Или пусть уезжает из города! — поддержал Митька.
Братья Горшковы переглянулись. Между ними прошёл тот безмолвный диалог, который бывает только у братьев. Движение бровей, наклон головы, едва заметный кивок.
— Мешок на голову и в тёмный угол, — произнёс Василий с мечтательной улыбкой. — Пару рёбер сломать для острастки. Чтоб знал своё место. Может, руку повредить, нечаянно, конечно. Не сможет нырять пару месяцев, глядишь, и уедет.
— Завтра вечером, — решил Семён. — У складов темно, фонари там не горят уже год. Сторожа нет с прошлого месяца. Надо подумать, как его заманить туда. А дальше дело техники.
— Ты с нами, Налим? — спросил Василий, поворачиваясь к Федьке.
Федька неопределённо качнул головой. Движение, которое можно было истолковать как угодно.
— Эх, Налим, — Василий покачал головой. — Был ты лучшим, а теперь что? Сдулся?
Федька не ответил, допивая пиво.
— Ладно, кто за? — Семён поднял кружку.
Лес рук взметнулся вверх. Пьяные выкрики сотрясли закопчённые стены. «За наше дело!», «Покажем выскочке!», «Ныряльщики Синеозёрска!» Кто-то затянул старую песню про удачливого искателя кладов. Грустную, если вслушаться, потому что искатель в конце спивался и тонул в том же озере, где нашёл богатство.
Федька встал, и старая скамья жалобно скрипнула.
— Куда это ты? — окликнул Василий. — Ещё рано!
— Домой. Утром работа.
— Какая работа? Этот урод всю работу забрал!
Федька не ответил. Вышел в прохладный вечер, оглянулся на шумную таверну.
Братья Горшковы идиоты. Опасные идиоты. Этот Ключевский не простой ныряльщик, Федька это чувствовал нутром, тем самым чутьём, которое помогало ему находить вещи на дне. То же чувство подсказывало ему, что делать дальше.
Вечерние тени удлинялись, превращая знакомые улицы в лабиринт тёмных закоулков и редких островков света. Синеозёрск готовился ко сну. Скрежет опускающихся ставней резал слух, словно город закрывал свои глаза на ночь.
Я подошёл к «Бюро находок», мысленно подсчитывая дела на завтра. Оформить предприятие у Громова раз. Встретиться с Добролюбовым два. Найти мастера для изготовления приборов — три. Список можно было продолжать до бесконечности, и это радовало. Хорошо, когда есть много направлений для развития.
У дверей лавки что-то темнело. Сначала я принял это за кучу тряпья, которую кто-то бросил. Но тряпьё шевельнулось и поднялось, превращаясь в человеческую фигуру.
Тощий парень лет двадцати, но худоба делала его похожим на подростка. Характерная сутулость человека, проводящего половину жизни под водой. Острые скулы, запавшие щёки, глубоко посаженные глаза.
— Господин Ключевский, можно спросить? — голос у него был тихий.
Голос человека, привыкшего молчать.
— Говори, — ответил я.
— Я Фёдор. В городе зовут Налимом. — Он теребил в руках кепку. — Я тоже ныряльщик. Говорят, лучший был… до вас.
В его голосе не было обиды или злости. Просто констатация факта, как «вчера был дождь» или «вода мокрая». Это меня удивило. Обычно бывшие «лучшие» относятся к преемникам с плохо скрываемой враждебностью.
— И что тебе нужно?
— Хочу учиться у вас. Возьмите в ученики.
Вот это поворот. Я ожидал угроз, требований, может быть, попытки шантажа. Но не этого.
— Я не беру учеников. Я ничему не смогу тебя научить.