Солнце скрылось. Мир сразу потускнел, краски ушли, остались только оттенки серого. Но на западе ещё горел отсвет, багровый, как далёкий пожар. Минут пятнадцать ещё будет светло, потом — темнота.
Только звуки. Плеск воды о борта, мерный, убаюкивающий. Шелест камыша легкий, как дыхание. Крик какой-то ночной птицы, резкий, похожий на женский визг. Всплеск, крупная рыба охотится. Где-то далеко завыл волк. Протяжно, тоскливо. Одиночка, потерявший стаю.
И вот впереди, за очередным поворотом реки, где она делала широкую излучину, я увидел отблеск. Оранжевое пятно в черноте леса. Костёр. Дым поднимался ровным столбом в сером небе. Воздух застыл, ни дуновения ветерка. Вокруг огня двигались тени.
Костёр прямо в Бабьем затоне. В месте, где мужчины идут на смерть с блаженной улыбкой.
«Данила, там огонь!» — встревожилась Капля. — «И люди!»
Я отпустил рычаг движителя. Лодка по инерции скользнула ещё несколько метров и замерла. Течение здесь было слабое, почти незаметное, лодка медленно покачивалась на месте.
Кто-то разбил лагерь в одном из самых опасных мест Озёрного края.
Глава 6
Я смотрел на далёкий костёр, покачиваясь в лодке. Огонь отражался в чёрной воде, дробился на тысячи оранжевых искр, каждая волна множила их, превращала в целое созвездие. Ветра не было совсем, и дым от костра поднимался ровным столбом, как из печной трубы, ясно видимый на фоне черной стены леса.
Кто эти люди? Самоубийцы, решившие провести последнюю ночь у тёплого огня? Несчастные путешественники, которые не подозревают об опасности этого места. Или местные, которые знают что-то важное?
Сейчас, когда их глаза привыкли к яркому пламени, я в тёмной лодке на тёмной воде совершенно невидим для них. Они же для меня как на ладони.
На контрабандистов или браконьеров не похожи. Те привыкли прятаться, а этот костёр видно за версту. Беглые каторжники? Но оттуда доносился смех, звяканье посуды, чей-то хриплый голос рассказывал что-то, остальные посмеивались. Вода искажала слова, но сами звуки разносила далеко. Беглецы так себя не ведут.
«Пятеро!» — торжествуя сообщила Капля. — «Сидят! Воняют рыбой!»
Я прислушался. Заклинание работало и нечёткий гомон рассыпался на отдельные слова. Болтают о сетях, течениях и ценах на рынке. Рыбаки.
Судя по уверенности и спокойствию разговоров, местные. Но почему здесь, в месте, где мужчины умирают с блаженной улыбкой?
«Чувствуешь что-нибудь?» — спросил я у Капли, проверяя свою догадку. — «Что-нибудь странное?»
«Вода странная!» — отозвалась Капля. — «Чистая! Вкусная! Капле нравится! Рыбок много!»
Какой вариант выбрать? Проплыть мимо незамеченным, остановиться дальше и приступить к обследованию Бабьего затона не откладывая? И устроить схватку с неизвестным монстром прямо на глазах у зрителей?
Или можно пообщаться с местными. Похоже, они знают больше, чем написано в газетах.
Я толкнул рычаг движителя, медленно, осторожно. Русалочий камень зашептал, толкая воду. Лодка двинулась к берегу.
По мере приближения различал я больше деталей. Костёр горел в выкопанной яме, обложенной камнями, умело сделано, чтобы ветер не разносил искры. Две старые лодки вытащены на берег, перевёрнуты вверх дном.
Пятеро мужчин сидели у огня. При звуке моего движителя все разом обернулись, вскочили, быстро, слаженно, без суеты. У одного в руках появился багор, длинный, с острым крюком. У другого блеснул нож.
Реакция понятная, мало ли кто ночью может приплыть на огонёк.
Песок зашуршал под днищем. Берег пологий, вход в воду здесь плавный, мелкий. Я выключил движитель, русалочий камень под лодкой замер, перестал светиться голубым.
В наступившей тишине особенно громко звучал треск костра, сухие ветки лопались, стреляли искрами. Медленно поднялся. Специально медленно, чтобы движения были видны. Поднял руку в мирном жесте:
— Добрый вечер! Не хотел вас потревожить!
Пятеро мужчин замерли, разглядывая меня. В свете костра их лица были резкими, контрастными — глубокие тени в глазницах, оранжевые блики на скулах.
Увидели мою добротную походную одежду. Сапоги, которые поблёскивали от новизны. Рюкзак с снаряжением, тоже новый, дорогой.
Барин. Путешествующий барин, отправившийся на рыбалку или охоту.
Напряжение спало, но не совсем. Плечи у мужиков расслабились, руки опустились, но взгляды остались настороженными.
Я мысленно поблагодарил себя за покупку нового снаряжения. Приплыви я сюда в прежней драной куртке и потрёпанном картузе, приём мог бы быть совсем другим.