— Не бывать тому! Я за тобой в город поеду! Найду твою баронессу и всё ей расскажу! Как ты мне клялся в любви под ивой у мельницы! Как обещал жениться! Как я тебя три года ждала!
Парень побелел. Плотвичка не видела, но чувствовала, как участилось его дыхание, как вспотели ладони.
— Ты не посмеешь!
— Посмею! Завтра же поеду! Всё расскажу!
И тогда он толкнул её. Резко, сильно, обеими руками в грудь. Девушка вскрикнула, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но не устояла.
Она упала за борт спиной вперёд. Всплеск разнёсся по затону, круги пошли по воде. Всплыла через секунду, хватая ртом воздух:
— Николай! Помоги! Я не умею плавать! Ты же знаешь!
Он взял весло. Тяжёлое, потемневшее от воды. Ударил, потом еще и еще раз. Толкал веслом вниз, загонял под воду, держал, не давая вынырнуть:
— Тони! Тони быстрее! Что же ты такая живучая⁈
Она сопротивлялась отчаянно. Царапалась сломанными ногтями. Пыталась закричать, но вода заливалась в рот, в лёгкие вытесняя жизнь. Платье тянуло вниз неумолимо, юбки разметались как белые крылья, потом намокли, потемнели, стали свинцовыми. Силы таяли с каждой секундой.
Наконец она перестала бороться. Последние пузырьки воздуха вырвались из губ. Глаза остались открытыми, но уже не видели. Она погружалась медленно, красиво, как упавшая в воду бабочка. Белое платье разметалось вокруг как крылья.
Плотвичке стало её очень, очень жалко. Не просто жалко, а так, что всё её маленькое водяное существо сжалось от чужой боли.
Плотвичка не понимала человеческих чувств полностью. Что такое любовь, что такое предательство. Но несправедливость чувствовала каждой чешуйкой. Это было неправильно. Так не должно быть.
Маленький дух бросился к тонущей девушке. Обвилась вокруг неё серебряной спиралью, пыталась поднять. Но человеческое тело тяжёлое. А Плотвичка маленькая, слабая, размером с ладонь.
И тогда она сделала то, чего делать нельзя. Более того, что никогда никто не делал до неё.
Она попыталась поделиться с девушкой своей жизненной силой. Влить в мёртвое тело свою энергию, свою суть, саму себя. Подарить искру жизни, вернуть из смерти, воскресить.
Плотвичка прижалась к груди девушки, там, где должно биться сердце. Почувствовала холод мёртвой плоти. И начала отдавать себя, по капле, по искорке, перетекая из своего водяного тела в человеческое.
Но человеческая душа и дух стихии несовместимы. Они существуют в разных плоскостях бытия. Когда Плотвичка влила свою энергию в тело Пелагеи, произошло немыслимое.
Две сущности не просто соединились. Они сплелись, срослись, как сломанная кость срастается неправильно, уродливо, причиняя вечную боль.
Плотвичка кричала. Её затягивало в мёртвое тело как в водоворот, как в чёрную дыру. Она пыталась вырваться, но было поздно. Человеческая душа, обезумевшая от предательства и смерти, вцепилась в неё мёртвой хваткой. Пелагея не хотела умирать. Не хотела отпускать. Держала с силой утопающего, который тянет за собой спасателя.
Боль была невыносимой. Две природы рвали друг друга на части, пытаясь существовать в одном сосуде. Водяная сущность Плотвички кипела, испарялась от жара человеческих эмоций. Человеческая душа Пелагеи леденела, кристаллизовалась от холода водной стихии.
И родилось чудовище. Не русалка из легенд, прекрасная и печальная. Не утопленница из кошмаров, мстительная и злая. Нечто среднее, невозможное, противоестественное. Существо, которому не было места ни в мире живых, ни в мире духов. Существо, обречённое на вечные муки, на вечную жажду мести, на вечное безумие.
Существо, которое будет петь свою песню десятки лет, заманивая мужчин в воду. Всех мужчин без разбора, потому что в её помутнённом разуме каждый из них был Николаем, предателем, убийцей, разрушителем счастья.
Видение оборвалось так же внезапно, как началось. Словно кто-то захлопнул книгу на самой драматичной странице.
Я снова видел перед собой Пелагею. Вернее, то, что от неё осталось после того, как я выкачал почти всю энергию. Почти человеческое тело в белом платье висело в метре от илистого дна, удерживаемое водяными плетями.
Гарпун всё ещё торчал в её энергетическом центре, там, где солнечное сплетение. Тонкая нить света соединяла нас, и по ней струился последний ручеёк силы. Слабый, прерывистый, как дыхание умирающего.
«Бедная Плотвичка!» — рыдала Капля. — «Бедная девушка! Злой человек! Злой-злой-злой!»
Её маленькое водяное тело где-то наверху, в лодке, сотрясалось от горя. Для неё это была не просто история из прошлого. Она проживала чужую боль как свою. Плотвичка для неё была сестрой, пусть незнакомой, пусть потерянной в безумии. А люди… Капля начинала понимать, что люди могут быть жестокими.