Волнов прошёл с другой стороны, хохоча как мальчишка. Его лицо было мокрым от брызг, но это только добавляло ему задора.
— Эх, молодость! — крикнул он. — Кровь играет!
Впереди уже показались склады Добролюбова. Высокие деревянные строения с надписью «Чистая вода Добролюбова» на фронтонах. Причалы, обычно забитые лодками и баржами, выглядели подозрительно пустынными.
Мы неслись к финишу ноздря в ноздрю. Волнов умело управлял своей лодкой, я выжимал из русалочьего камня последние крохи энергии. Надежда то смеялась, то ахала на особенно крутых виражах.
«Ещё! Ещё быстрее!» — требовала Капля. — «Капле нравится!»
Последний рывок, и обе лодки практически одновременно ткнулись в деревянный причал. Я не удержался и расхохотался, глядя на раскрасневшегося, но довольного Волнова.
— Ничья! — объявил он, утирая пот со лба. — Хороша гонка вышла! Он осёкся, оглядываясь вокруг. Его улыбка начала сползать с лица.
— А что это тут… Где все?
Только теперь, когда азарт гонки схлынул, мы обратили внимание на окружающую обстановку. И она была удручающей.
— Странно, — пробормотал Волнов, привязывая лодку. — Обычно тут как на ярмарке. А сейчас…
Надежда, глядя в крохотное карманное зеркало, пыталась привести в порядок растрёпанную причёску, но это было безнадёжное дело. Несколько прядей выбились окончательно, придавая ей вид романтической героини после бури. Она вздохнула и махнула рукой.
— Ладно, сойдёт и так. Всё равно мы уже приплыли.
Я помог ей выбраться на причал. Платье было забрызгано водой, на рукаве красовалось мокрое пятно. Но Надя только рассмеялась.
— Вот видите, что вы наделали? Теперь я похожа на авантюристку, а не на респектабельного доктора!
— Скорее на леди-пирата, — предположил я, добавив ей веселья.
Волнов выбрался из своей лодки, всё ещё оглядываясь по сторонам с растущим беспокойством.
— Нет, вы посмотрите! — он указал на пустые причалы. — Две баржи стоят, и ни души! Где грузчики? Где приказчики? Что за чертовщина тут творится?
Праздничное настроение окончательно испарилось. Мы стояли на пустынном причале, и тишина вокруг казалась зловещей после недавнего веселья. Даже чайки не кричали, словно и они почувствовали что-то неладное.
— Пойдёмте, — сказал я. — Выясним всё внутри.
И мы двинулись к складам, оставляя позади наши мокрые после гонки лодки.
Волнов семенил рядом, его круглое лицо вытянулось от тревоги. Весь его задор куда-то испарился, остался только испуганный пожилой человек, не понимающий, что происходит с его привычным миром.
Склады Добролюбова занимали целый квартал. Длинные деревянные строения с высокими потолками, рассчитанные на хранение тысяч бочек с водой. Обычно отсюда доносился шум: стук молотков, скрип тележек, голоса рабочих. Сейчас стояла такая тишина, что слышно было, как где-то капает вода.
Я толкнул тяжёлую дверь. Та открылась со скрипом. Внутри царил полумрак. Солнечные лучи пробивались сквозь щели в стенах, освещая пылинки в воздухе.
Ряды бочек уходили в глубину помещения, теряясь в темноте. На каждой виднелось фирменное клеймо — стилизованная волна с вписанными буквами «ЧВД». Пахло сыростью, деревом и чем-то ещё, неуловимо тревожным.
«Плохая вода», — тихо забулькала Капля. — «Капля чувствует».
«Тише, малышка. Я знаю».
— Эй! — крикнул Волнов, и его голос многократно отразился от стен. — Есть тут кто живой?
Никто не ответил. Только эхо долго металось под высокими сводами, постепенно затихая.
Прошли между рядами бочек. Наши шаги гулко отдавались в пустоте.
— Вот же напасть, — бормотал Волнов. — Куда все подевались? Что случилось то?
Мы с Надей знали, что случилось, но я не стал говорить Волнову ничего. Пускай сам всё услышит от владельца фабрики.
В конце склада виднелась фанерная перегородка, отделяющая контору от основного помещения. За ней горел свет, единственный признак жизни в этом царстве запустения.
— Там должен быть Добролюбов, — сказал я. — Пойдёмте.
Мы двинулись к свету, и с каждым шагом тревога нарастала. Что-то было очень неправильно в этой картине. Не просто остановка производства, а какая-то… обречённость, что ли. Как будто сам воздух пропитался отчаянием.
У самой перегородки Волнов споткнулся о брошенную тележку для перевозки бочек. Та с грохотом упала набок, и звук прокатился по складу, заставив всех вздрогнуть.
— Тысяча чертей! — выругался старик. — Кто ж тут всё побросал?
Но его возмущение звучало неубедительно. Страх проступал сквозь напускную браваду, как ржавчина сквозь краску.