– Так просто? – почти разочарованно протянул Дарен.
– Кто бы мог подумать, – поддержал брата Аарон.
– Не торопитесь, она еще не вернулась, – сказал Тэган.
***Первые секунды Диане пришлось зажмуривать глаза оттого, насколько ярким был солнечный свет в Эльмарене. А в том, что она попала именно в Эльмарен, Диана не сомневалась. Но, привыкнув к этому казавшемуся ослепительным сиянию, маршал обнаружила, что свет, льющийся с неба, был необыкновенно мягким. Он буквально ласкал взгляд, окутывая все вокруг нежным ореолом. Оглянувшись по сторонам, гронгирейка обнаружила, что находится посреди широкого луга, выходящего на морской берег. Решив двигаться вдоль берега, Диана направилась к морю. Подойдя вплотную к кромке воды, нежными сверкающими на солнце волнами набегающей на белый песок, воительница, повинуясь внутреннему порыву, сняла обувь и зашла в прохладную прозрачную воду. В Гронге она редко бывала на берегу залива, потому что спуститься к тому можно было исключительно через амальонские территории или через Поляну Единорогов. И сейчас было странно любоваться ослепительной морской гладью, не испытывая при этом необходимости быть настороже. Чуть позади и левее маршала поднимались невысокие горы, покрытые все той же сочной зеленой травой. И хотя Диана не заметила рядом ни одного животного, птицы или человека, этот мир казался таким обитаемым и… безопасным. Эльмарен был живым. И все, что происходило в нем, происходило в НЕМ, по его воле и по его желанию. Именно это ощущение поселилось глубоко в сердце гронгирейки, которая, не спеша, пробиралась вперед вдоль берега.
Давно ее не посещало чувство столь полного умиротворения. Она помнила, зачем пришла сюда. Помнила, что ей надо найти Ингрид. И хотя до сих пор маршал совершенно не представляла, где искать амальонку, она не испытывала никакой тревоги или неуверенности по этому поводу. Будто бы кто-то разом освободил ее от тяжкого груза забот, лежавших на ее плечах долгие тридцать два года, переняв их на себя хотя бы на время. Диана откуда-то знала, что ей надо просто идти, чтобы встретить Ингрид. Все остальное этот удивительный мир сделает сам. Он поможет ей. Он не оставит ее одну. Он любит ее.
Осознание последнего пришло внезапно и поразило гронгирейку до глубины души. Этот мир любит ее. Именно ее. Любит такой, какая она есть. Со всеми ее замыслами и планами. Со всей ненавистью к Амальону, которая пусть и не была уже так сильна, но все-таки до сих пор жила в ее сердце. Любит со всеми ее сомнениями и страхами. Любит. И чувство этой любви было настолько сильным и ошеломляющим, что гронгирейка сделала то, чего не делала никогда в жизни. Она заплакала. Заплакала от ощущения преисполняющей ее благодарности. К небу, которое было столь ясным, высоким и чистым, к солнцу, которое изливало на землю свой мягкий и в то же время ослепительный свет, к этим горам, которые, верно, скрывали за собою поселение людей, где Диана найдет Ингрид, и, наконец, к этому морю, которое отражало всю бесконечность испытываемой ею любви.
Погрузившись в свои мысли, воительница не заметила, как у нее появился попутчик. Маленький олененок резво скакал рядом нею, иногда совершенно неожиданно останавливаясь, выпрямляя свою тонкую шею, чтобы осмотреться по сторонам. Но делал он это не из чувства страха, а из любопытства. Живой интерес искрился в его красивых продолговатых глазах. Большие уши горделиво торчали на голове, улавливая малейший шум. Аккуратное рыжее туловище пестрело белыми пятнышками. Длинноватые для его малых размеров ноги в самый неожиданный момент сгибались, напоминая о том, что олененок совсем еще малыш, и где-то неподалеку должна бродить его мать. И все же, когда детеныш с врожденной грацией резвился вокруг воительницы, она с замиранием сердца любовалась им.
Он так напоминал ей Ингрид. Своей непосредственностью, своей природной красотой, а самое главное своим желанием поиграть с ней, будто бы вся жизнь состояла из игры. То и дело олененок весело подскакивал к Диане и на удивление нежно дотрагивался до рук гронгирейки своим мокрым теплым носом, требуя внимания. Должно быть, он впервые в жизни видел воина. А Диана, несмотря на всю свою растроганность, по-прежнему оставалась воином, в этом не могло быть никаких сомнений. Но даже это не пугало животное. Он совершенно не боялся ее, относясь к незнакомке скорее как к гостье, а не как к чужаку.