Шела заглянула в ледяные безжалостные глаза и нерешительно начала говорить. Воин внимательно слушал, задавая вопросы, если что-либо не понимал. По окончанию рассказа вскочил на ноги и начал мерить сарай шагами. Шела провожала его глазами, невольно отмечая звериную плавность движений. В голову пришло сравнение с огромной кошкой. Крайен резко остановился и натянул на лицо маску. Не поворачивая головы в её сторону, резко приказал не двигаться с места, чуть сгорбился, закрываясь от дождя и, выскользнув из сарая, быстро пошел к дому. Девушка послушно осталась сидеть, прислушиваясь к своему громко бьющемуся сердцу. Остро ощущая тягучее томление во всём теле и свои горящие щёки. Шела приложила к ним руки и в изумлении покачала головой. Да что с ней происходит? Она сотни раз общалась с мужчинами и никогда такой реакции не возникало, а в этом конкретном случае, попробуй он уложить её под себя на сено, она, пожалуй, ещё и помогала бы ему. Странное воздействие. Не это ли самое произошло и с Моной? Шела прерывисто вздохнула, надо держать себя в руках, так и до беды недалеко.
Войдя в комнату Крайен окинул привычно настороженным взглядом обстановку и не увидев ничего подозрительного, посмотрел на арцога, ожидая указаний. Мона по прежнему сидела в том углу, где находилась, когда он с девушкой покидали дом, ребенок спал, Асур Голанер стоял всё там же у стола с несколько растерянным видом. Таким воин его не видел никогда, это несколько позабавило молодого человека, впрочем, на его лице ничего по обыкновению, не отразилось. Шаман очнулся от своих размышлений и, приняв решение, негромко приказал:
- Собрать все их вещи. Здесь не оставлять ничего, ни одного куска ткани или черепка посуды. От их пребывания здесь не должно остаться и следа, как будто они и не существовали. Выезжаем ближе к ночи. И вот ещё что, выпусти хорала. Пусть воины оставшиеся в селении немедленно переправляются в речную долину и ждут нас там.
- Животные? – склонил голову молодой человек
- Выгоните их вниз к реке. Сомневаюсь, что хоть одно животное переживет ночь. Да. Приведи сюда вторую девушку, пусть она поможет в сборах.
Мона растерянно посмотрела на старика и открыла было рот для возражений, но наткнувшись на неумолимый взгляд его глаз сникла и поднялась со скамейки. Таснер отвесил поклон и быстро вышел из дома. Она внезапно схватилась за грудь и оттянула от кожи ставший горячим амулет. Верховный шаман мгновенно оказался рядом и, схватив её за руку, заставил вытащить из-под одежды гладкий камень. Сняв амулет с шеи Моны, старик поднёс его к свету и, рассмотрев внимательнее, издал негромкое восклицание.
- Духи предков! Где ты его взяла?
Мона почувствовала себя без амулета неловко. Она привыкла к его присутствию на груди и чувству защищённости, что он ей давал. Что ж, в глубине души она понимала, что такая вещь должна принадлежать не ей и хозяин рано или поздно объявиться. Мона с сожалением вздохнула и рассказала о ночной находке, всё что знала. Арцог смотрел на неё со странным выражением лица.
- И ты всё это время носила его не снимая?
- Да, - недоуменно ответила Мона, не понимая волнения верховного шамана. – А что не так?
- Что не так? – поразился её вопросу Голанер. – Смотри!
Старик нерешительно попытался коснуться амулета пальцем. Дымчатый камень заискрился и ударил его небольшим синим разрядом заставив невольно вскрикнуть и резко отдернуть руку.
- Странно, - поразилась Мона. - Мой сын спокойно им играет, - она запнулась и растерянно посмотрела на верховного шамана, который изменился в лице и со свистом втягивал в себя воздух.
- Мы выезжаем немедленно, - не находя себе места от волнения он вышел во двор и подозвал к себе Таснера.
Несколько негромких слов, очередной почтительный наклон головы и события завертелись с ужасающей быстротой. Меньше чем через час Мона находилась на своей лошади с ребёнком в руках, закутанная в серебристо-серый непромокаемый плащ. Испуганная и растерянная Шела, в таком же плаще, ехала рядом. Девушек со всех сторон окружали всадники тагалоры, похожие в своей одежде на полупрозрачные тени. Позади них на обрыве, вверх взметнулось жёлто-зелёное пламя, пожирающее всё, что они создали за этот год. Дождь слабел, и хотя продолжал поливать землю, не мог потушить пожар.