Француз тоже помнил Германа, хотя и не слишком хорошо. Клеменс еще раз кратко рассказал о деятельности Германа, и тогда де Бержерак вспомнил его проповедь.
Герман подумал, что время определенно изменило и Клеменса, и де Бержерака. Американец, кажется, преодолел свою острую неприязнь к французу, простив ему то, что тот увел у него Оливию Клеменс. Видно, что оба теперь ладят - они болтают, шутят и смеются.
Однако все хорошее когда-нибудь кончается. Герман сказал:
- Вы, наверное, уже слышали, что пароход короля Иоанна пришел в Аглейо три месяца назад? И что он поджидает вас за проливом на западном конце озера?
Клеменс выругался.
- Мы знали, что расстояние между нами быстро сокращается. Но что он остановился - не знали.
Герман рассказал им, как встречал "Рекс" и что случилось потом.
- Ла Виро продолжает надеяться, что вы с Иоанном сможете простить друг другу обиды. Он говорит, что после столь долгого времени уже не важно, кто начал первым. Он говорит...
Клеменс покраснел и насупился.
- Легко ему говорить о прощении! Ну и пусть толкует о нем хоть до Судного дня - его дело! От проповедей еще никому вреда не бывало, бывает даже и польза - если охота вздремнуть.
Но я не затем проделал такой путь, преодолев все трудности, душевные муки и измены, чтобы погладить Иоанна по головке и признать, что он, в сущности, хороший мальчик, несмотря на все свои пакости - а потом поцеловать его и помириться.
"Ты, Иоанн, потрудился на славу, чтобы уберечь мой пароход от всех злодеев-грабителей, что пытались отнять у тебя столь дорого доставшееся тебе судно. Какого черта, Иоанн - я ненавидел, презирал и проклинал тебя, но все это в прошлом. Я не злопамятен - я добродушный простачок".
- Черта с два! - взревел Клеменс. - Я потоплю его пароход, который так любил когда-то! Теперь он мне не нужен! Иоанн обесчестил его, превратил в бордель, провонял его! Я потоплю его, чтобы не видеть больше. И так ли, этак ли, но избавлю мир от Иоанна Безземельного. Когда я покончу с ним, он станет Иоанном Бездыханным!
- Мы надеялись, - сказал Герман, - что после стольких лет - через два поколения, как считали раньше - ваша ненависть остыла, а то и угасла совсем.
- Еще бы, - саркастически отозвался Клеменс. - Бывали такие минуты, дни, недели, месяцы, да что там - и годы, когда я не думал об Иоанне. Но когда я уставал от бесконечного странствия по Реке и мне хотелось сойти на берег и остаться там, чтобы отдохнуть от шума колес, от всей этой рутины, от трехразовой ежедневной подзарядки Граалей и батацитора, от вечных споров, которые надо улаживать, и вопросов, которые надо решать, когда мое сердце останавливалось при виде женщин, похожих на мою любимую Ливи, или Сюзи, или Джин, или Клару - но это были не они... Тогда я, невыразимо усталый, уже готов был сказать: "Принимай судно, Сирано, а я сойду на берег, отдохну, развлекусь и позабуду об этом прекрасном чудовище - уведи его вверх по Реке н не приводи обратно..." И вот тут я вспоминал об Иоанне, о том, что он сделал со мной, и о том, что я сделаю с ним.
И я, собравшись с силами, кричал: "Вперед без страха и сомненья! Вперед, пока не схватим Иоанна-злодея и не отправим его на дно Реки!" Мысль о моем долге и самое горячее мое желание - услышать, как будет визжать Иоанн, прежде чем я сверну ему шею - вот что поддерживало меня на протяжении, как вы изволили выразиться, двух поколений!
- Мне грустно это слышать, - только и сказал Герман. Продолжать разговор на эту тему было бесполезно.
ГЛАВА 25
Бёртон, снова мучаясь проклятой бессонницей, тихо вышел из каюты, Алиса не проснулась. Он прошел тускло освещенным коридором с техасской палубы на летную. Туман подбирался к палубе "Б". Палубу "А" уже затопило. Небо над головой сияло звездами, но с запада быстро надвигались тучи. Небо здесь было узким - его закрывали горы по обе стороны долины. "Рекс" стоял в заливе двумя милями выше ущелья, но долина тут была немногим шире. Холодное, мрачное, наводящее тоску место. Иоанну стоило трудов поддерживать в команде боевой дух.
Бёртон зевнул, потянулся и подумал, не закурить ли ему сигарету, а то и сигару. Черт бы драл эту бессонницу! За шестьдесят лет жизни в этом мире пора бы научиться бороться с этим бедствием, от которого он пятьдесят лет страдал на Земле. (Ему было девятнадцать, когда его поразил этот страшный недуг.)
Ему предлагали множество способов излечиться. У индусов дюжина таких средств, у мусульман не меньше. У диких племен Танганьики существуют свои испытанные методы. Да и в этом мире он уже перепробовал с десяток. Нур эль-Музафир, суфи, обучил его методике, которая оказалась несколько поэффективнее прочих. Но за три года, продвигаясь на дюйм-другой ночь за ночью, старая ведьма-бессонница вновь отвоевала свой плацдарм. Порой Бёртон почитал себя счастливцем, если ему удавалось проспать две ночи из семи.
- Ты мог бы победить бессонницу, - сказал ему Нур, - если бы знал, что ее вызывает. Бороться нужно с первопричиной.
- Да. Знай я, в чем она, первопричина, и как ее искоренить - я бы не только бессонницу победил, но и весь мир в придачу.
- Сначала тебе нужно победить самого себя. Но когда это произойдет, ты увидишь, что завоевывать мир не стоит.
Двое часовых у заднего входа на техаску двинулись в обход по полутемной летной палубе, сошлись на середине, отсалютовали винтовками друг другу, повернулись, снова зашагали в конец палубы, повернулись и начали все сначала.
Здесь несли свой четырехчасовой караул Том Микс и Грапшинк. Бёртон заговорил с ними без опаски, зная, что в передней части техаски есть еще двое часовых, двое в рубке и еще множество по всему пароходу. После налета Клеменса Иоанн по ночам ставил часовых везде.
Бёртон поболтал немного с Грапшинком, американским индейцем, на его родном языке, желая выучить и этот. Том Микс внес свой вклад, рассказав сальный анекдот. Все посмеялись, а Бёртон сказал, что слышал другую версию в эфиопском городе Хараре. Грапшинк сознался, что и он слышал нечто подобное на Земле - а было это за тридцать тысяч лет до Рождества Христова.
Бёртон сказал, что проверит другие посты, спустился на главную палубу "Б" и пошел на корму. Проходя мимо светлого пятна в тумане, он краем левого глаза уловил какое-то движение. Не успел он обернуться, как получил удар по голове.