Елена Павловна с трудом рассмотрела табличку, закреплённую на углу серой панельной пятиэтажки, возле которой припарковала машину.
Всё верно!
Улица Заводская, дом пятнадцать - навигатор не подвёл.
Светящийся циферблат часов показывал двадцать три пятьдесят.
Позвонил Вадим. Личный телохранитель впервые отпустил хозяйку одну.
- Доехали? - голос взволнованный.
- Зачем спрашиваешь? Наверняка по «мобильной локации» видишь? - ответила Елена Павловна.
- Волнуюсь... Может, подъехать?
- Даже не смей! Он колдун, а не бандит, - она нервно хохотнула. - Смотри, никому не проболтайся!
- Могила! - отозвался Вадим. - Вы это... Значок депутатский снять не забудьте... И если что, говорите, мол, ошиблись адресом.
- Если что... Это что? - переспросила Елена Павловна, поглядывая на часы.
- Ну... Вдруг подстава? Выскочат журналюги, папарацци... Вы человек известный...
- Лучше скажи, как Вероника? Сильно стонет?
- Доктор остался ночевать, я приказал ему в гостевом домике постелить... Вероника спит. Да не переживайте так, я рядышком... Вот только позвонить вышел, сейчас вернусь.
- Три минуты осталось, я пошла! - голос Елены Павловны предательски дрогнул. - Вадюша, если со мной что-нибудь случится - не бросай Вику... Сам знаешь, мучится ей недолго. По действующему завещанию ты - опекун.
- Елена Павловна, не пугайте...
Последние слова верного Вадика Большова уже не слышала, она выскочила из машины и, держа над головой сумочку, добежала до дома.
Поднимаясь пешком на четвёртый этаж по пропахшему кошачьей мочой грязному подъезду, она дрожала всем телом. То ли от холода и страха, то ли от острого осознания горя, внезапно навалившегося на неё с диагнозом неизлечимой болезни единственной дочери.
Перед нужной квартирой перевела дыхание и нажала кнопку звонка. Дверь тут же распахнулась.
На пороге появился неопрятный дядька лет шестидесяти. Ростом ниже среднего, с круглым, рыхлым, каким-то бабьим лицом без малейших признаков растительности и длинными редкими сосулями седых волос на голове. Он внимательно уставился на Елену Павловну. От взгляда его косящих глаз ей стало ещё страшнее.
«Разноцветные! Один глаз - чёрный, другой - зелёный!», - заметила женщина и тут же произнесла:
- Вы Аркадий Петрович Сытин? Я - Большова...
- Проходите! - дядька попятился, пропуская ночную гостью.
Квартирка оказалась самой обыкновенной: дешёвые обои в серую полосочку, линолеум «а ля паркет», диван, столик с двумя креслами, на комоде - телевизор.
- В кресло садитесь, - как-то совсем обыденно предложил хозяин квартиры.
Елена Павловна опустилась в продавленное кресло и стала рассматривать странную, довольно большую картину, висевшую на противоположной стене. На картине - выполненной в зеленовато-коричневых тонах - была нарисована покосившаяся избушка. Поросшая мохом, она одиноко стояла на опушке леса, окружённая со всех сторон непроходимым ельником. В единственном на удивление большом окне домика отражалась точно такая же картина, но уже поменьше, в той картине - в свою очередь - в оконном стекле снова виднелась избушка на лужайке, а в отражении её окошка всё повторялось вновь... И так - до бесконечности... До тех пор, пока хватало возможности рассмотреть...
- Интересная картина, - не сдержавшись, произнесла Елена Павловна.
- Эффект Дросте... - отозвался Аркадий Петрович. - Рекурсивное изображение.
Оба замолчали.
Наконец Большова решила нарушить тишину:
- Моя дочь умирает, в прошлом году диагностировали синдром Вернера: это болезнь, при которой организм начинает стремительно стареть... Медицина абсолютно бессильна.
- Можете не объяснять, в этой действительности я - психолог... - слово «этой» он произнёс с особой интонацией и многозначительно посмотрел на женщину. - Несмотря на то, что болезнь крайне редкая, сталкиваться приходилось...
- Это как снег на голову... До восемнадцати лет у неё не было никаких признаков болезни! Цветущая молодая девушка! Умница! Студентка «Оксфорда»! А сейчас! Вы бы видели её сейчас... Высохшая старуха, волосы и зубы выпали, глухота, катаракта... Все старческие болячки... С постели не встаёт, ходит под себя... И постоянно стонет! Это невыносимо, как она стонет!
Елена Павловна заплакала, закрыв лицо руками.
- За всё надо платить, - медленно произнёс Аркадий Петрович. - Много приобрёл - много отдай! Ты не отдала... Сама не отдала... Никому не помогала, даже сестре родной... А небесные весы, их не обманешь: раньше, позже, но всё уравновесят. Тебе сколько лет? Сорок пять? А выглядишь на тридцать... Пришло время жить чужой болью... Боялась молодость потерять, так сама у дочери и отняла...
- Аркадий Петрович! Мне сказали, что вы можете всё исправить. Кажется, это называется «Переклад»... Я готова заплатить сколько скажите...
- Не сомневаюсь... Ты же перфекционистка... Всё должно быть самое лучшее! И дом, и машина, и дети! И муж? Ты замуж собралась... Он моложе... Намного моложе... Про дочь твою ничего не знает... Стесняешься? - Аркадий Петрович засмеялся. - При таком раскладе очень много денег отдашь, столько, чтобы мучится от их потери не меньше, чем от болезни дочери...
- Я на всё согласна... - заверила Елена Павловна. - На всё.
- Тогда выпьем на дорожку, и... В путь! - объявил Сытин и, посмотрев на недоумевающее лицо заказчицы, пояснил. - Здесь работать не получится... Всё, что касается запредельных возможностей... Следует решать в запредельной действительности... Нам - туда!
Сытин махнул в сторону стены, на которой висела картина.
- Но сначала следует изменить сознание, чтобы лоб об стенку не расшибить, - его сизые губы растянулись в неприятной улыбке. Он достал из-под стола пыльную бутылку тёмно-коричневого стекла и, открутив пробку, протянул Большовой. - Хлебни, матушка, не побрезгуй, там... Микробов не водится.
Большова приняла ёмкость и, зажмурившись, сделала глоток.
- Вот и славно! - Аркадий Петрович подхватил из её ослабевших рук бутылку и, закрутив пробку, вернул тару на место.
- Отделяйся сущностью и двигай за мной! Наступай точно в след! Больше чем на два шага не отставай! Будешь перемещаться за счёт моей силы. Если отстанешь или прикоснёшься к чему в пути - начнётся отток твоей энергии... Можешь застрять! Вставай!
У Большовой сильно закружилась голова, к горлу подступила тошнота, она сделала несколько судорожных вздохов и лишилась чувств...
Ей казалось, что она наблюдает со стороны, как раздваивается её тело. «Она», которая первая, полулежала в кресле и тихо посапывала, свесив на грудь безвольную голову. Другая «Она», неуверенно поднялась из кресла, еле устояв на ногах...
Пол, словно палуба корабля при сильной качке, ходил под ногами ходуном...
- А можно за вас держаться? - Елена Павловна еле ворочала непослушным языком.
- Ты - слабая! Порвёт! Разнесёт на мелкие куски! Частоты потоков совсем другие... Говорю: «Иди за мной...», - значит, иди и не рассуждай!
Он подошёл вплотную к стене и сделал шаг вперёд.
Мощный ураган словно вырвался из неволи, порывы ветра чуть не сбили с ног по-девичьи худенькую депутатшу, мебель в комнате затряслась, стёкла в окнах зазвенели, шторы взвились к потолку и затрепыхались, шелестя выцветшим шёлком.
Внезапно раздался оглушительный стук металла по металлу. Кто-то нервно стучал по батарее.
- Давай быстрее! - заорал выглядывающий из стены Сытин. - Пока телишься, всех соседей разбудим! Хочешь, чтобы полицию вызвали?!
При слове «полиция» Елена Павловна собралась, сгруппировалась и, закрыв глаза, шагнула вслед за Аркадием Петровичем...
Они шли внутри каменного туннеля уже несколько минут. Поверхность стен из дымчато-серого, местами искрящегося камня была необыкновенно красивой.
Елена Павловна приноровилась к ширине шагов Сытина и уже без труда наступала на отпечатки его следов. Как ни странно, но брести по невесть откуда взявшемуся переходу ей было не страшно. Больше волновала судьба её «второго тела», так неосмотрительно оставленного в чужой квартире.