***
Спустя ровно двадцать минут Агата в своём лучшем домашнем платье приятного сливочного оттенка, с аккуратно заплетенными в мягкую косу волосами, а лучшей причёски за неимением лишнего времени, они с Беатрис придумать не успели, спустилась с столовую. Где её уже ждал ужин в компании мужа и свекрови.
Глава 2
Ранним утром Агата резко, будто от толчка открыла глаза. Солнце едва взошло над горизонтом и слабо пробивалось сквозь плотные расшитые шёлком занавеси.
Глянув на часы она убедилась, что встала слишком рано, что было для неё непривычно и до завтрака оставалось ещё целых три часа. Ронни не любил, когда кто-то слонялся по дому без дела, особенно ранним утром, когда хозяин изволил почивать. Поэтому никому кроме хозяйского камердинера не дозволялось подниматься на второй этаж ранее девяти часов.
Даже горничная Ады Беатрис имела высочайшее дозволение находиться рядом с хозяйкой в течении ночи, только в исключительных случаях во время женского недомогания или простуды. Да, Ронни весьма чутко спал и не выносил, ни малейшего шума.
Немного поворочавшись, Агата поднялась, и облокотилась спиной о подушки, раздумывая. А подумать было над чем. Во-первых Агата, как хозяйка имела обязанность лично опробовать все блюда с кухни, прежде чем их подадут на хозяйский стол.
Ведь уже завтра наступит день Единения и ей следует тщательно проследить, чтобы эти плебеи, слуги снова ничего не напутали и не испортили Рональду праздник.
Во-вторых, ей следовало, проследить за подготовкой дома к конкурсу. Ведь Рональд намерен в этом году получить этот прекрасный хрустальный кубок «Лучший дом Фелиции». Это так почётно.
Ах, как обрадуется матушка! Так Агата называла свою свекровь. Ведь её родная мать покинула этот мир, едва Агата родилась. И Агата была безмерно благодарна, свекрови, что не оставила её в трудную минуту. Поддержала и всегда была рядом, словно заботливая родительница.
Так предаваясь праздным рассуждениям Агата пролежала ещё около получаса, пока не услышала томные женские стоны доносившиеся из-за стены отделяющей её покои от покоев мужа.
По первой она решила, что слух изменяет ей и это всё чудится, но после к тихому женскому голосу добавились звонкие, немного визгливые стоны её собственного мужа. Уж его-то голос она узнает из тысячи других голосов.
И горечь вперемешку с обидой и сожалением затопили каждую клеточку её тела.
Последний раз она испытывала такие же чувства, десять лет назад, когда поддалась на непрестанные уговоры Рональда и позволила ему сопровождать её на прогулке в саду Школы Магических Искусств.
Тогда она - юная, безумно влюблённая девочка испытала такую боль, что её собственный родовой дар схлопнулся, магические каналы перегорели, и она лишилась возможности не только удачно сдать выпускные экзамены, продолжить дальнейшее обучение, но и получить доступ к родовым печатям, а без них она не имела права даже появиться в отчем доме. Охранные заклинания просто не пропустили бы её, как отступницу, или отлучённую от Рода.
Тогда убитая горем она несколько недель снова и снова вспоминала, как её возлюбленный Эмирис, прижимал к себе и страстно целовал Иллу Металлион, красавицу, отличницу и дочку герра Ирвина Металлиона, председателя Отдела Юстиции при дворе Императора.
Это был удар. Страшный удар нанесённый человеком, которому она доверяла больше всего. Человеком который говорил, что происхождение ничего не значит и главное видеть свет в душе другого человека.
С которым через неделю они должны были тайно заключить Нерушимый брак перед ликами Богов.
Который ещё вчера покрывал нежными поцелуями её шею и клялся в вечной любви. Только клятвы оказались ложными.
Агата ненадолго вынырнула из воспоминаний и потянулась к ящику трюмо, где у неё всегда были припрятаны сладости – сушёные и засахаренные фрукты, орехи, а иногда кусочки экзотического тёмного шоколада, с терпким ароматом пряностей и како-бобов, который стоил баснословно дорого и даже более чем щедро обеспеченный Рональд мог позволить им покупать его не более чем раз в два-три месяца.
Достала плотно свёрнутый конвертик из пергамента, выудила оттуда парочку сладких глянцевых сушёных слив, одно из своих любимых лакомств и отправила в рот.
Ненадолго, сладость и лёгкая кислинка на языке отвлекли от воспоминай давно ушедших, но до сих пор оставшихся такими же горькими, как и в первый день.
И вот снова эти чувства. Горькие, как настой полыни, терпкие, как молодое вино и жалящие, словно укусы тех мерзких насекомых, что роятся над её любимыми розами. Как их там?