В этот момент Волькенштайн пришел в себя. Уход купеческих сынков означал конец попойки… Есть ли у Поджо какие-нибудь деньжата? Итальянец захохотал и вывернул наизнанку пустые карманы. Разве господин рыцарь не хвастался, что совсем недавно Сигизмунд по-королевски вознаградил его за услуги?
Волькенштайн нахмурился. Недавно… Это верно. Но для его нужд это вознаграждение оказалось весьма незначительным. Рыцарь потерял Олимпию. Ему пришлось искать новое утешение, а оно — хорошее или плохое — не достается даром.
— Тогда придется, — благоразумно предложил Поджо, — идти домой.
Совет друга показался рыцарю по меньшей мере странным. Разве можно уходить из трактира, не вкусив всех радостей? Вдруг что-то осенило Волькенштайна, — рыцарь попросил Поджо немного подождать. Он решил попытать счастья у одного знакомого. Еле передвигая ноги, рыцарь прошел по залу, отпихивая людей и стулья, и разыскал Тюрли. Он спросил хозяина:
— Где остановился ку… купец, я забыл, как его зовут — Руль, Рун… Рунтингер? Ага, вспомнил… Рунтингер. У меня есть к нему очень важное дело!.. Поздно, четыре часа ночи? Ерунда. Когда купец узнает, что я ему скажу, он обрадуется.
Господин Матиас Рунтингер спал сном праведника. Его разбудил Волькенштайн, — он со страшным шумом вломился к нему в комнату.
Рунтингер быстро зажег свечу. Фигура, стоявшая посреди комнаты, покачивалась на нетвердых ногах и тяжело сопела.
— А, господин рыцарь!.. — сказал Рунтингер, узнав в позднем госте своего старого знакомого.
Несколько дней тому назад Рунтингер оплатил королевскому соглядатаю не одну кружку вина, но до сих пор не услышал от него ничего такого, что оправдывало бы расходы. Купцу пришлось запастись терпением. Он продолжал сохранять спокойствие даже сейчас, хотя рыцарь-негодяй бесцеремонно разбудил его. Попробуй-ка теперь засни снова, если голова полна забот…
— Ну как?.. — спросил гостя купец.
Рыцарь, странно хрипя, шепнул:
— Мне нужны деньжата, дружок. Да, очень нужны…
— А мне — новости… — сухо ответил Рунтингер.
— Так я сообщу тебе кое-что, — пробормотал Волькенштайн: — С папой уже скоро покончат. Очень скоро. Кое-что уже известно, а кое-что еще готовится.
— Это, господин рыцарь, я слышу от вас уже довольно давно…
— Давно… мгм. Раз давно, так давно. Сейчас мне нужен до зарезу один дукатик.
Рунтингер вздохнул:
— Только дураки раздают деньги. Умные покупают на них. У вас есть что-нибудь для продажи?
— Для продажи?.. Кое-что имеется… Покупай. Только где этот дукатик?
Купец приподнялся на локте и сунул руку под подушку. Отыскав дукат в кошельке, он поднес его к свечке. Монета ярко заблестела. При виде дуката лицо Волькенштайна расплылось в улыбке:
— Верно, это — он самый… Что ж… Тогда я дам тебе совет: обратись к Олимпии. Она поселилась в третьем доме налево от епископского дворца. На доме написано «У трех гроздьев». Олимпия всё знает. Ей известны такие планы папы, о которых мы даже не подозреваем. В постели, дружок, женщина может выпытать всё. Ты пойди к ней и разузнай… Только обязательно захвати с собой и кошелек. Она порядочная… Впрочем, ты сам это знаешь… А теперь — давай дукат!..
Опасения Рунтингера подтвердились. Когда пьяный гость оставил его в покое, купец даже не вспомнил о сне. Он сразу забеспокоился. Если ему удастся узнать у этой девки что-нибудь о папе, заботы еще больше увеличатся. Ему придется не упускать из виду те нити, которые связывают святого отца с Фридрихом Тирольским, а последнего — с Сигизмундом. Только тогда можно понять то, что сейчас скрыто во мраке неизвестности, — таможенные пошлины и перец. Ну и дела! Медлить тут никак нельзя.
Купец встал и оделся. Человек, который напрасно валяется в постели, слабеет. Время, драгоценное время, бежит… Его не хватает даже для отдыха. К тому же через час начнет светать. Лучше уж спуститься вниз, к Тюрли.
Но Рунтингеру не повезло. В залах только сейчас стало поменьше людей. Тюрли смертельно устал. Ему приходилось обслуживать гостей каждую ночь почти до рассвета. Чуть забрезжит рассвет, люди снова повалят сюда. Надеяться на служанок нечего. О них даже стыдно говорить. Они теперь не сводят глаз с мужиков. То, что прежде баба зарабатывала честным трудом в течение недели, она получает нынче за несколько минут. Для этого ей достаточно только лечь на спину. А негодяев здесь хоть отбавляй. Бездельники жрут, сводничают и развращают служанок. Сюда, в Констанц, из разных стран понаехало всякой швали с карманами, набитыми деньгами. Деньги испортят кого угодно. Дочери бюргеров не отстают от проституток. Им подавай такие же платья и драгоценности, как у гулящих. Молодые бюргерки спят с богатыми гостями, а бедные девицы продаются любому за городскими воротами. Человек не хочет трудиться, — он окажется олухом, если станет работать, как ломовая лошадь, за гроши.