Выбрать главу

— Денежки, говорят служанки, ныне валяются на улице, — бубнил Тюрли. — Надо только нагнуться за ними. Вот они, негодяйки, и нагибаются…

Добрый трактирщик не переставая ворчал и сердито расставлял кружки, ополоснутые в лохани. От вина вода потемнела. Тюрли дал понять купцу, что уже кончил работу и хочет отдохнуть.

Рунтингер прошел по залу трактира. Двое слуг убирали столы, расставляли стулья и выносили уснувших пьяниц. Они наклонили один стол. С него сползло тело какого-то бледного, как смерть, писаря прямо под ноги Рунтингеру. Купец перешагнул через него и, миновав коридор, очутился во дворе. Здесь он с удовольствием вдохнул в свои легкие свежий ночной воздух.

Небо искрилось яркими звездами. На востоке посветлело. Ночная мгла и сияние небесных тел начали слабеть. Над городом царила тишина. Она нежно ласкала слух, но острое ухо Рунтингера уже улавливало отдаленное эхо городского шума.

Рунтингер не сразу заметил, что на другую створку ворот опирался человек, который тоже хотел подышать свежим воздухом. То был стройный юноша в темной светской одежде. Его волосы, причесанные на итальянский манер, свободно ниспадали на плечи. Господин Рунтингер не знал, долго ли они стояли молча. Рядом раздался голос. Юноша говорил с самим собой, хотя он не был пьян:

— Констанц спит. Ему осталось спать недолго. Через час или даже через полчаса — рассвет. Люди спят. Одни из них пьяны, ничего не чувствуют, другие — только к утру избавились от кошмаров, страха, болей и забот. Любовники не подозревают, что уснули в объятиях друг друга, а убийца и его жертва, осужденный и судья не думают, что грядущий день снова столкнет их лицом к лицу. Прекрасная ночь — ночь и сон!..

Как ни странно, Рунтингер нисколько не жалел, что юноша нарушил его покой. Голос юноши очень кстати прозвучал сию минуту. Он казался купцу таинственным и непонятным. Но разве всё должно быть постижимым? Он, Рунтингер, всю жизнь над чем-нибудь ломает голову. Господин негоциант ни на минуту не давал покоя своему мозгу, вечно гонял его по бесконечным столбцам чисел и расчетам. Почему бы теперь не забыть обо всем этом? И он, не отрываясь от дверей, слегка повернул голову в сторону соседа:

— Вы, дружок, изъясняетесь как поэт!

— А я, увы, и есть поэт!.. — насмешливо произнес юноша и добавил: — Это не сладкое ремесло.

Рунтингер как-то сразу охладел к нему. После недавнего визита Волькенштайна купец был по горло сыт поэтами. Два поэта в одну ночь — многовато. Но, поразмыслив, решил: юноша тут ни при чем.

— Я не понимаю вашего ремесла, однако мне кажется, что вы напрасно сетуете на него. Чем вы занимаетесь? Забавляетесь, выдумываете. Чего нет, то придумаете, присочините. У нас — иное дело. Взять к примеру меня. Я купец. Мне приходится считаться с действительностью. Только ее я принимаю во внимание, и только за нее я, как каторжный, бьюсь круглые сутки. Действительность редко бывает приятна. Ну а вы? Какое вам дело до таких забот!..

Юноша захохотал:

— Э, нет, дружище! Вы неправы! Поэт присасывается к действительности, как теленок к вымени коровы. Тот, кто оторвется от жизни, никогда не станет настоящим поэтом, даже если будет сочинять красивенькие стишки. Но поэтам мало знать вашу действительность! Мы, поэты, видим дальше и глубже. Мы проникаем в места, недоступные для ваших глаз, и добираемся до сущности вещей. Только богу известно, почему мы поступаем так. Одним словом, мы — поэты. Поэты чувствительны, как младенцы. Нашу кожу раздражает малейшее дуновение свежего воздуха, тогда как ваша огрубевшая шкура даже не почувствует его. Нас терзают муки и страхи. Они чужды вам, не беспокоят вас. Мы любознательны и любопытны, как обезьяны. Нам интересно знать всё: что такое жизнь и что такое смерть?.. Поэты хотят всё знать не только для себя, но и для вас, даже тогда, когда вам до этого нет никакого дела. Если вы любопытны, то в ином смысле. Снимая скорлупу, мы раскрываем сущность вещи, вы же не желаете понять ее — не верите или чего-нибудь опасаетесь. В лучшем случае вы махнете рукой и скажете: «Всё это — выдумки». А когда поймете — преследуете нас. Часто мы даже не успеваем вовремя удрать. Почему вы преследовали Овидия, Данте и многих других? Не за мечты, а за высказывание истины, правды жизни, караете вы поэта!