Хвала тебе, господи!..
Гроза
Констанцский магистрат предоставил жилище и чешскому посольству. Гуса поселили на улице святого Павла, в доме булочницы Фиды. Хозяйка дома отвела ему просторную, чистую комнату во втором этаже. Стол, покрытый белой скатертью, и заботливо убранная постель свидетельствовали о любви госпожи Фиды к порядку. Хозяйка, пожилая вдова, учтиво встретила гостя и спросила, чтó поставить ему в комнату. Очевидно, ряса магистра внушала ей глубокое уважение.
Как ни странно, в Констанце тревога чешских панов улеглась. По-видимому, здесь еще никто не слышал о процессе Гуса, а само его имя не вызывало ни у кого никакого интереса. Чешское посольство потерялось в этом Вавилоне, как иголка в сене. Пан Ян из Хлума вздохнул с облегчением. Теперь он один отвечал за Гуса, — пан Индржих Лацембок отправился ко двору Сигизмунда, а пан Вацлав из Дубе еще не вернулся из Аахена. Только тогда, когда сюда прибудет пан Вацлав из Дубе, последняя тяжесть свалится с плеч Яна из Хлума. Пан Вацлав из Дубе привезет в Констанц самый важный документ — охранную грамоту римского короля. Она обеспечит Г усу неприкосновенность.
Казалось, в Констанце знали о Гусе одни только чехи: профессор Пражского университета Штепан Палеч и дошлый священник — юрист Михал де Каузис, заклятые враги магистра. Они приехали сюда задолго до Гуса и, когда он прибыл, тотчас расклеили на дверях констанцских церквей свои ядовитые обвинения. Ян из Хлума не верил, что враги Гуса будут иметь успех, — у людей было много других, более интересных развлечений, чем чтение каких-то мудреных, малопонятных объявлений. На всякий случай чешский пан решил добиться аудиенции у папы и только после нее принять какие-нибудь меры.
Заручившись письмом римского короля, пан Ян из Хлума довольно легко попал на прием к святому отцу. Он добился у него неожиданного успеха: Иоанн XXIII заявил ему, что берёт магистра Яна под свою защиту. Если бы Гус убил родного брата папы, то последний и в этом случае не причинил бы ему никаких неприятностей. Иоанн XXIII снял с Гуса и тяжкое проклятие. Правда, папа сделал это по другой причине: не сними он этого проклятия, в Констанце пришлось бы прекратить всякое богослужение. По приказу папы городская стража сорвала с церковных дверей заявление Палеча и Каузиса.
Несмотря на это, пан из Хлума убедил магистра пока не выходить на улицу, — он боялся, как бы Гус не попал в ловушку.
В душе магистр не был согласен с Яном из Хлума, но не возражал ему. Он сидел дома и писал, — для прогулок у него было слишком мало времени. Магистру надо было как следует подготовиться к процессу: впереди еще изложение, защита своего учения и, разумеется, большая речь, которую ему предстоит произнести перед достойными отцами собора.
Работа шла хорошо. Никто не нарушал его покоя. Пан Ян из Хлума каждый день приходил к Гусу и, убедившись, что с магистром всё в порядке, тотчас исчезал. Члены семьи хозяйки даже не осмеливались войти в комнату священника. Госпожа Фида незаметно ставила завтрак и ужин в нишу напротив дверей комнаты и уходила к себе. Обед хозяйка подавала ему на стол. Гус благодарил госпожу Фиду и заговаривал с ней. Хозяйка, покидая его, всякий раз поражалась тому, как легко избавлялась от страха перед важной особой. Она постепенно рассказала магистру, как на исповеди, о всех своих заботах и печалях. Госпожа Фида не знала, чем вызвал он ее на откровенные признания. Казалось, она была готова рассказать ему всё, что накопилось у нее в душе за годы вдовьего одиночества. После беседы с ним ей всегда становилось легче, — ее жизнь казалась теперь не только понятнее, но и сноснее.
Однажды и сам Гус почувствовал пустоту одиночества. Желая скрасить свою жизнь, магистр начал приглядываться к людям. Он чаще спускался вниз, в пекарню, и беседовал с подмастерьями, подробно расспрашивая их о ремесле пекаря. Пекари научили его ловко, одним движением лопаты, сажать в печь булки. Как-то раз Гус до полусмерти напугал старую служанку, которая несла по лестнице воду, — он взял у нее из рук вёдра и отнес их наверх.
Одиночество магистра частенько нарушалось его новыми друзьями. Но произошло это не сразу.
В своем скромном констанцском прибежище Гус ежедневно служил раннюю мессу, — служил, не облачаясь в пышное одеяние священника и не имея для мессы никаких предметов, кроме стола, покрытого белой скатертью, оловянной чашечки и ломтя хлеба. Госпожа Фида уже в первые дни присутствовала на этих богослужениях. То ли из любопытства, то ли из желания угодить хозяйке, к ней присоединились пекари-подмастерья и служанки. Домашняя месса Гуса поражала их скромностью. Магистр служил мессу один. Он читал Священное писание и молитвы. В простом чтении молитв было значительно больше святости, чем в богатом церковном обряде. Постепенно среду домашних слушателей Гуса стали появляться новые и новые почитатели — соседи и соседки. Его комната до отказа заполнялась людьми, — кое-кто даже стоял в прихожей или слушал его через открытые двери. Всех привлекал к себе спокойный и уверенно звучавший голос священника.