Чуть больше часа мы отлёживались и грелись на солнышке. В горячке я как-то не обратил внимание, что смоляная ловушка была вдобавок ко всему ещё и холодной. Не то что бы ледяной, но всё же ощутимо холодной. Поэтому я лежал на спине, прижимал к груди своё новое оружие, смертельная опасность заставила быть изобретательным, и время от времени ругал себя последними словами. Вот ведь прав был тот, кто первым сказал — не знаешь брода, не лезь в воду. Окончательно успокоившись, я положил глефу на траву, встал, поднял Сокки и принялся его рассёдлывать. Морских, чешуйчатых, как лорика сквамата, доспехов я с него снимать не стал, а накидку и так не стал на него надевать.
Доспехи защищали моего коня почти полностью и даже сзади под хвостом у него висела длинная чешуйчатая юбка, а репицу хвоста охватывал витой браслет. Они были изготовлены из какого-то очень прочного материала даже более лёгкого, чем моя магическая броня и конь мог махать хвостом. Ноги Сократа, что передние, что задние, в нижней части были закрыты кольчугой плотного плетения и поножами, а голову защищал шлем с длинным, съёмным мечевидным рогом и вот его-то мне захотелось усовершенствовать. На галере моего коня научили сражаться не хуже иного рыцаря и в том числе наносить по врагу удары метровой длины мечом на лбу. Вот его-то я и хотел усовершенствовать как можно скорее, поскольку в ходе сражения со смоляной ловушкой-хамелеоном кое-чему научился.
Похоже, что медведи и гигантские жабы были непримиримыми врагами и этим следовало воспользоваться. Если уж что и возьмёт магическую плоть Хозяйки болот, то только моя новая глевия с лезвием из медвежьего когтя. Поэтому снял с шлема Сокки его хиленький мечик, достал из сумы медвежий коготь и, не мудрствуя лукаво, насадил оружие Хозяина Медвежьего Леса на него, после чего приладил к другому концу глефы. Приказав коню оставаться на вершине холма, я нашел вторую смоляную ловушку и спустился к ней. Эта гадина затаилась и делала вид, что она здесь ни причём и, вообще её ничто не касается. На выстрел небольшим огненным шариком эта магическая зараза никак не отреагировала, зато когда я плюнул на неё и превратил свой плевок в магический артефакт и произнёс заклинание разрыва, не выдержала и превратилась в то, чем была.
Вот тут-то я и резал по ней медвежьим когтем и полосовал до тех пор, пока он не сплющился и не вытянулся в длину почти вдвое и тогда я принялся рубить её теперь уже двухлезвийной глефой, как гребец-байдарочник. Визжала эта тварь, как скаженная и вскоре стала сереть. Вот тогда-то я и нанёс по ней удар огненными шарами. На то, чтобы уничтожить смоляную ловушку, у меня ушло около часа, зато я осушил болото вокруг неё, причём основательно. Когда я направился к тому месту, где мы с Сокки влипли в смолу, то увидел, что мелкое озерцо было полностью осушено и что вода даже не заполнила нору смоляной ловушки полностью. Воткнув лезвие глефы в ил, я убедился, что он очень плотный и вязкий. В ассортименте магических заклинаний огня, почерпнутых Виктором у Левия, имелось такое, которое превращало плазменные шары в жидкий огонь и я решил попробовать подсушить или с его помощью.
В итоге уже через полчаса я был вынужден ретироваться, так как перестарался и ил вообще чуть было не расплавился, из-за чего начавшая зеленеть кочка загорелась. Зато я теперь знал, как проложить дорогу к хижине тёти жабы. Когда спекшийся в камень ил остыл, а кочка перестала дымиться, я без особых помех добрался до следующей смоляной ловушки и её постигла та же участь. Всего в этот день я уничтожил восемь ловушек и проложил через болото два километра отличной дороги. На холм я вернулся весь в саже и от меня так воняло дымом, что Сокки недовольно фыркнул. Зато ночь прошла спокойно и наутро мы отправились в путь. Мой конь шел позади меня метрах в ста пятидесяти и мы оба были постоянно настороже.