— Какая разница? Вода есть? Есть. Сосуд есть? Есть. Остальное неважно.
Огромный котелок занял место посередине стола, и мы приступили к ужину.
Кристиан оказался весьма любопытным. Его интересовало все начиная с того, как я научилась варить зелья, когда в мире не осталось книг по магии, заканчивая тем, как приготовить сонный отвар.
— Магия в наших детях пробуждаемся с первых дней жизни. Довольно сложное время для родителей. Ребенок учится познавать мир вместе с магическим даром. Очень часто используется блокирующее зелье.
— Отнимается магия?
— Блокируется. Как правило, до семи — восьми лет. Когда ребенок умеет читать, его проще обучать. — Мужчина кивнул, и я продолжила. — Есть дети, такие как я — пустышки. В нас нет магии, несмотря на то, что оба родителя магически одаренные.
— Что ты чувствовала, когда узнала?
Моя опущенная над тарелкой с ужином голова, подняла. Взгляд устремился на мужчину с кожей цвета корицы и глазами цвета ночи. Впервые (и снова), кто-то, кроме родителей, интересовался тем, что чувствовала я. Не тем, что скажут люди и подумают близкие, а мной.
— Что? — Казалось, мой пристальный взгляд смутил гостя. — Если это болезненные воспоминания, можешь не отвечать.
«Чтобы тебе доверяли, ты тоже должен доверять», — сказал он однажды. И я решилась рассказать о них. О самых близких мне людях.
— Нет. Это не болезненно. Моя семья не была такой, как большинство магов. Отсутствие у меня дара нисколько не смутило их. Вместо того чтобы бросить меня или воспитывать как прислугу в родительском доме, они решили дать знания. Я много читала про травы, про то, как их смешивать и использовать. Какие могли помочь в быту, а какие при болезнях. Величайшие труды самых знаменитых травниц и травников были освоены мной до тринадцатилетнего возраста.
Я улыбнулась воспоминаниям о тех днях. Нежная улыбка матери, заботливые объятия отца.
— Они любили тебя.
Смахнув непрошеную слезу, я улыбнулась тому, кто готов был слушать и сопереживать.
— А ты ничем не хуже мышек. — произнесла и залилась смехом, так как черные раскосые узкие глаза округлились до размера чайных блюдец.
— Что-о-о?
Объяснить не успела. Дверь с грохотом открылась и в дом ввалился Воут, за которым маячил Уолтер.
— Так вот чем ты занимаешься, пока мы решаем проблемы магов.
Я вскочила. Воут уже недели две пытался встретиться со мной, но я избегала его. Последние два раза старик пытался убедить меня, что он прорабатывает план, в котором Кристиан не нужен. А значит, чужеземцу надо «исчезнуть». Мое мнение его не интересовало, впрочем, как и согласие. О том, что лорд Лэнгвин дал мне указание следить за «иностранцем» и присутствовать с ним на балу я еще никому не сказала. Первое — я не успела, а второе — не уверена, что хотела. Эта новость в корне меняла весь план. Оказавшись рядом с Кореном, меня не остановит никто, а значит, смерть короля не за горами. И самое главное — Кристиан очень даже нужен в этом плане, что совершенно не понравится Воуту, который жаждет смерти чужеземцу, на которого не действует магия. Одно его существование — постоянное напоминание его ошибки.
— Слышь мужик, а тебя не учили стучать?
Мой гость, сел, развернувшись боком к ворвавшимся, нарочито медленно закинув ногу на ногу.
— Следи за словами, ничтожество?
— Иначе что? Снова будешь меня пытать?
В его позе не изменилось ничего. Кристиан также сидел, взирая на Воута снизу вверх в обманчиво расслабленной позе. Но голос… Я слышала, как льдом покрывалось каждое слово.
— Ты Эва, должна быть частью команды. — Старик, видимо, тоже услышал лед в голосе и решил переключиться на ту, от кого знает, чего ожидать. — Мы десять лет шли к цели и только подошли к двери, как ты уходишь под руку с этим. — его рука махнула в сторону стола.
— Уолтер, у вас сегодня собрание?
Я вздрогнула от неожиданности и пошатнулась. Огромная мужская ладонь опустилась на спину, удерживая от падения. Он встал настолько тихо, что я не расслышала ни единого звука. Как подошел вплотную — тоже.
— Нет!
Уолт улыбнулся. С тех пор как они с Кристианом начали тренироваться их жесткие и жестокие перебранки переросли в обычную язвительность. Я не наблюдала за тем, как между ними зародилось что-то, что можно было назвать дружбой, но редкие фразы, которые то тут, то там ронял чужеземец, указывали на то, что вражды больше нет.