Кори шевельнулся. Откуда он знает — что вот так пахнет выдра, а иначе — норка? И эти воспоминания о том, что, похоже, случалось с Желтой Ракушкой до того, как он стал Кори, а может, это Кори стал им? Это самый странный сон…
Он повертел в лапах копье. Возможно, если он поднимется вверх по реке, вернется туда, где пылал костер… возможно, он проснется в своем мире, перестанет быть Желтой Ракушкой, снова станет Кори Олдером.
Но тут над головой промчалась какая-то тень, бросив темное пятно сначала на берег, а потом на воду. Снова, уже в третий раз, холодный страх охватил Кори. Он вздернул вверх голову, он никогда не думал, что шея может изогнуться под таким углом на плечах бобра. Огромная птица… черная… летящая вдоль берега… ворона!
И вместе с узнаванием страх усилился. Он больше не был бобром Желтой Ракушкой со звериными чувствами обоняния, слуха, зрения. Он был мальчиком в каком-то незнакомом теле в пугающем до безумия мире.
И он оставался Кори как раз столько времени, чтобы выдать себя.
Непонятно откуда — ибо он все еще следил за вороной, летавшей кругами над рекой, — упала веревка из сплетенных полосок кожи. Она захлестнулась петлей вокруг его шеи, мгновенно крепко затянулась, прижав его передние лапы к телу, и потащила обратно из воды, куда он уже инстинктивно бросился. Сила рывка вывела его из равновесия, так что Кори упал на спину, его потащило по земле, и он скользил по глине канала выдры вверх. Так, на спине, его и вытянули из безопасной воды.
А наверху, прежде чем он смог подняться на ноги или же использовать страшное оружие бобра: зубы и мощь хвоста, его ударили по голове, и во взорвавшейся боли от этого удара исчезли солнце и день.
Вновь Кори очнулся с ощущением явного замешательства. Голова ныла от боли, одну щеку покрывала какая-то клейкая масса, которую ему удалось обследовать языком и одного прикосновения ему вполне хватило, чтобы понять, что это кровь. Передние лапы крепко притянуты к бокам веревкой, а на хвост накинули петлю, другой конец которой охватывает шею, так что попытайся он использовать свой хвост как оружие, любое движение только еще больше запугает его.
Он лежит на боку под каким-то кустарником, и все вокруг так и разит запахом норок. Кроме того, не слишком далеко свернулась клубком какая-то норка во плоти, передние лапы и плечо которой закрывает пластырь из грязи и листьев. Этот воин не смотрит на Кори. Его шею тоже охватывает несколько ремешков бус, теперь сдвинутых к одной стороне пластырем на ранах, и на них висят ряды зубов, среди которых — Желтая Ракушка в гневном щелчке резко свел свои передние резцы — есть и несколько бобровых.
Воин-норка оставался в одном положении, и ясно, что рана причиняет ему сильные мучения. Время от времени он слегка поворачивал голову и осторожно дотрагивался до края пластыря, словно этот жест приносил ему какое-то облегчение от страданий.
Около раненого стражника Желтая Ракушка насчитал по меньшей мере пять военных сумок, три из них были сделаны из черепашьих панцирей. Это означало, что он в руках опытного и коварного врага: имеющие черепах среди убитых врагов считаются лучшими в своем племени. Кори попытался проверить прочность стягивающих его веревок. Они сплетены из кожаных полосок и обвиты тесьмой без каких-либо разрывов. Теперь его судьба зависит от удачи и того, насколько далеко они находятся от селенья норок: очевидно, раз его сразу не убили, то сохранили жизнь лишь для какой-то не обещающей ничего хорошего цели в дальнейшем.
Должно быть, сообщила Кори память бобра, сейчас близится вечер. А ночь — время норок, точно так же, как обычно и для бобров. Если они отправятся дальше по воде в темноте, то, возможно, его пленители освободят его, чтобы он мог плыть, и это даст ему шанс…
Однако удача обошла его стороной. Вдруг раненый воин приподнял дубинку, к которой был привязан узелок с камнями, несколько выступов на нем покрывали мерзкого вида пятна. Наверное, именно таким оружием и был повергнут в беспамятство Желтая Ракушка. Нагнувшись, воин-норка прислушался.
Уши бобра уловили то, что наверняка не заметило бы человеческое ухо, — какой-то крадущийся звук. А потом появились еще три норки, словно возникли из-под земли.
Они ничего не сказали стражнику, лишь направились полубегом к пленнику, и последняя норка тащила что-то. Что это было, Кори обнаружил мгновение спустя, когда его грубо кинули на мешанину из молодых деревцев, пеньки которых все еще торчали вместе с обрубками веток. Его привязали, злобно рванув веревку. А потом потащили вперед, не обращая внимания на доставляющие боль толчки саней, с каждым рывком удаляясь от лагеря.
Но волочить это подобие саней было не так-то легко; лучше стало, когда они заскользили за двумя норками, тянувшими их спереди, тогда как сзади подталкивала вторая пара. Вскоре сани забалансировали на гребне склона, затем еще один энергичный толчок норок сзади, и сани погрузились в то, что могло быть только каналом, проложенным выдрами в ручье.
Путешествие по земле сменилось путешествием по воде, но толчки и дерганья норок и не думали утихать. Потом Кори, не способный двигаться, с хвостом, ноющим почти так же сильно, как раскалывающаяся от боли голова, почувствовал, что он на поверхности реки, глаза его смотрят вверх в ночное небо. Хотя он не мог повернуть голову, чтобы что-нибудь рассмотреть, он понял почти сразу же, что отряд его похитителей присоединился к другому отряду норок. Кори интересовало, находится ли все еще в их лапах выдра.
Вскоре взошла луна, и ее ясный свет на поверхности воды, судя по всему, не встревожил отряд норок. Если у них и есть враг в этой части страны, они его не боялись. Наверное, они объявили весь этот район реки своей территорией, и прошло уже много времени с тех пор, как они очистили его от любого, кто посмел бы оспорить их права на здешние охотничьи угодья.
Кори подтянули туда, где к самой воде низко свисали длинные ивовые ветви, напоминая ему, что уже прошло некоторое время с тех пор, как он ел. Сколько… Сколько же продлится этот сон?
Сны… кто-то что-то говорил в самом начале этого дня, который закончился таким странным образом… относительно снов? Что-то о ком-то, кто видит сны? А, дядюшка Джаспер… Он же говорил это о Черном Лосе. Магические сны… Разве индейцы не верят, что мальчик должен оставаться голодным, пока видит сон о животном, которое станет его защитником на всю оставшуюся жизнь?
Черный Лось… и та сумка, которая, как он говорил, обладает сильным волшебством. Сумка и костер и дым… Черный Лось, заставивший его держать эту сумку над дымом. Ведь сон начался именно с этого — словно он и был сном, вызванным магией. Вот только Кори — не мальчик-индеец, и эти норки, уж конечно, не духи-защитники, которые должны помогать ему всю жизнь. Все, что появилось в нем от Желтой Ракушки, говорило мальчику, что они враги.
А как насчет черных ворон и Изменяющегося, который может воздействовать на животных и пытался создать человека или, может, даже сотворил его, но которому в конце концов нанесли поражение, потому что он не смог изменять или двигать горы?
Боль в голове Кори усилилась. Яркий свет луны резал глаза, но он не мог отвести их в сторону. Мальчик-бобр закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на желании пробудиться от этого сна. Только… каким образом можно заставить себя проснуться? Обычно дурной сон прерывается сам по себе, и вот ты уже лежишь в постели, и гулко стучит сердце, а руки мокрые, и живот скрутило. Мальчик ощущал себя сейчас испуганным и несчастным, только он на самом деле не Кори, а бобр и пленник.
Плот, к которому он привязан, продолжал нестись по течению реки, кружась, и он скорее почувствовал, чем увидел, двух плывущих норок, каждая с одной из сторон плота, время от времени направлявших его движение. А потом услышал какой-то далекий рев, и память бобра подсказала Кори, что это плохая вода — водопад или, возможно, порог.