Драуг сделал еще один шаг.
Роман наклонился назад. Его глаза закатились. Цепи, покрытые темным дымом, вырывались из земли и связали ноги и запястья драуга.
Кейт открыла рот и произнесла одно единственное слово силы. Магия вырвалась из нее потоком и врезалась в драуга, едва задевая меня. И все равно меня охватила паника. Шерсть встала дыбом, и истерический гогот гиены вырвался из меня, вторя безумному смеху Рафаэля и пронзительному хихиканью Асканио.
Драуг дернулся назад, пытаясь бежать, цепи крепко натянулись, и его тело развалилось, как игрушка, разваливающаяся на части.
Позади меня Кейт упала на землю. Роман издал короткий всхлип и рухнул рядом с ней. Теперь дело за нами тремя.
Мы рванули вперед. Я схватила огромную руку и изо всех сил потянула ее в лес, подальше от дороги, и закопала в землю, выдергивая корни и рассекая мохнатые пальцы о неровные камни. Мои руки горели от боли. Я старалась игнорировать это. Я копала и копала, бросая в разные стороны фонтаны земли, пока, наконец, не протолкнула кусок руки в яму и засыпала ее землей. Затем я бросилась к дороге, схватила следующий кусок и повторила то же самое.
*** *** ***
Мы пятеро лежали на койках в медицинском крыле Крепости. Когда, хромая, мы все же добрались до замка с залитой кровью чешуей, грязные и облаченные в восхитительный аромат падали, смешанный с бензином и копотью, Дулиттл чуть не получил аневризму при виде нас.
Нас силой забрали в больничное крыло и заставили лечь в кровати. Даже Асканио, который отделался легче остальных. Дулиттл со своими помощниками осмотрел нас и быстро определил, что у Рафаэля — ожог второй степени, у меня — перелом плечевой кости, у Романа — обезвоживание и сотрясение мозга, а у Кейт — два сломанных ребра, ушиб бедра и ее колено снова вышло из строя. А потом в дверном проеме появился Кэрран.
Гнев Царя Зверей был поистине ужасным зрелищем. Кто-то орал, кто-то разбивал предметы, Кэрран же погружался в это холодное, леденящее кровь спокойствие. Его лицо превращалось в плоскую маску, а глаза становились раскалённой преисподней чистого золота. Если вы смотрели на него дольше двух секунд, ваши мышцы напрягались, колени начинали дрожать, и вам приходилось бороться с желанием свернуться в клубочек. Было проще отвести взгляд в пол, но я этого не сделала. Кроме того, он не злился на меня. Он даже не злился на Кейт. Он был зол на Анапу. Я не сомневалась, что, если бы он мог схватить бога в этот момент, он бы разорвал его пополам.
— Это всего лишь ребра, — сказала ему Кейт. — И они же не сломаны навсегда. Просто перелом.
— И бедро, — добавил Дулиттл. — И колено.
Вот так. Не ждите пощады от медового барсука.
— Как долго тебе нужно, чтобы она оставалась тут? — Кэрран посмотрел на Дулиттла.
— Она может отправиться в свои апартаменты, если не покинет их, — сказал Дулиттл. — Я больше ничего не могу сделать, пока магия не вернется. Она должна оставаться в покое, пока я не вылечу ее.
— Она будет. — Кэрран потянулся к Кейт. — Эй, детка. Ты готова?
Она кивнула. Кэрран просунул руки под нее и осторожно приподнял, как будто она ничего не весила.
— Нормально? — спросил он.
Она обняла его за шею.
— Как нельзя лучше.
Он забрал ее и ушёл.
— Итак, юная леди, как вы сломали себе руку? — спросил меня Дулиттл.
— Она пыталась уберечь Кейт от того, чтобы быть съеденной, — ответил за меня Рафаэль.
— Достойное дело. — Дулиттл посмотрел мне в глаза. Я сидела, как на иголках, ожидая, что же последует дальше.
— Ты знала, что у тебя сломана рука? — спросил он.
— Да.
— И ты, случайно, не делала перевязку на указанную руку, пытаясь удержать ее на месте?
О боже.
— Нет. Я была слишком занята.
— Что ты делала этой рукой? — спросил Дулиттл.
— Копала. — И было чертовски больно, но тогда убийство драуга было важнее.
— Ты находилась в состоянии стресса? — уточнил Дулиттл.
— Я пыталась закопать останки гиганта-нежити, чтобы не дать ему неистовствовать в загородной местности и поедать случайных людей на своем пути. Было бы намного проще, если бы вы просто сказали мне, к чему вы клоните, чтобы мы могли двигаться дальше.
Дулиттл кивнул одному из своих помощников. Невысокая хрупкая женщина подошла к койке Романа.
— Мы собираемся поместить вас в вашу личную палату.
— Это специальный код для убийства меня? — спросил ее Роман. — Потому что меня будет не так-то легко убить.
Она хихикнула и выкатила его кровать вместе с ним.
Медмаг посмотрел на Асканио.
— Ты тоже можешь идти.
Мальчик спрыгнул с кровати и помчался, как будто он был в огне.
Дулиттл пододвинул стул и сел рядом со мной. Его лицо было таким мягким.
— Однажды я лечил мальчика, — сказал он. — Он был крысой-оборотнем из неблагополучной семьи. Отец неоднократно избивал его. Это был не человек, а полный ненависти никчемный отброс человеческого существа. Изменение формы мальчика дало ему повод для гнева.
В горле образовался ком.
— Хм-м.
— Lyc-V — очень адаптивный вирус, — продолжил Дулиттл. — Если тело неоднократно, систематически подвергается травмам одинаковым образом, оно начинает реагировать. Оборотни в более холодном климате отращивают густой мех. Оборотни в климате с частым пребыванием на солнце вырабатывают меланин с высокой скоростью.
— Да. — Я все это знала.
Дулиттл немного наклонился ко мне.
— Мальчик, которого я упомянул, развил свой собственный механизм преодоления: его кости заживали очень быстро. Его тело продолжало пытаться давать ему инструменты, чтобы избежать следующего избиения.
— Что случилось с мальчиком? — Спросила я.
— Нам не к чему сейчас об этом беспокоиться, — ответил Дулиттл. — Я собираюсь задать тебе несколько личных вопросов. Ты хочешь, чтобы Рафаэль ушел или ему можно остаться? Скажи слово, и я его выпровожу за дверь.
Рафаэль оскалил зубы.
— Он может остаться, — сказала я.
— В твоем детстве было физическое насилие, Андреа? — мягко спросил Дулиттл.
Я сглотнула.
— Да.
— На протяжении какого-то периода?
— Одиннадцать лет.
Дулиттл взял меня за ладонь и слегка сжал.
— Твои кости очень быстро заживают при стрессе. Тело присоединяется к ним так быстро, как только может, независимо от того, правильно они встали или нет. Оно просто пытается снова заставить тебя двигаться.
Я посмотрела на свое плечо. Оно выглядело не совсем правильно.
— Вам придется сломать мне руку.
— Мне очень жаль, — сказал Дулиттл. — Рука искривлена. Попробуй поднять ее до упора.
Я подняла руку. Острая боль пронзила мое плечо прямо по центру кости.
— Чем дольше мы откладываем, тем труднее будет все исправить, — сказал доктор.
Женщина-оборотень прикатила тележку, набитую инструментами.
— Вы собираетесь использовать молоток? — Спросила я. В моём воображении Дулиттл приложил мне к плечу монтировку и ударил по ней молотком.
— Нет. Я воспользуюсь узкой пилой. Тебе нужно будет принять успокоительное. Обещаю, ты ничего не почувствуешь.
— Хорошо. — Что тут еще можно было сказать?
*** *** ***
Воды Нила плескались по моим лодыжкам. Я вышла из прохладной воды на берег. Ветер принес острый, как бритва, запах крови. Где-то поблизости ждала свежая добыча.
Шуршали темно-зеленые кусты. Шакал вышел, волоча за шею мертвого быка. Он стал больше с тех пор, как мы встречались в последний раз. Теперь он был выше лошади с массивной головой и янтарными глазами размером с десертную тарелку.
Шакал бросил быка передо мной.
— Ешь
— Нет. — Еда имела значение для оборотней. Влюбленные преподносили ее друг другу, альфы — членам своего клана. Предложение еды иногда считалось признанием в любви, но чаще предлагало защиту в обмен на преданность. Поэтому я не приму от него никаких подношений.
— Тебе надо набираться сил. — Шакал укусил быка за мягкий живот.
— Мы тебе помогли. Почему бы тебе не отпустить ребенка?
Шакал поднял окровавленную морду от трупа.
— Зачем мне сдавать заложника? Она так хорошо мне служит.
Я села в траву. Солнце снова садилось, и тихая вода мерцала на свету, испуская слабый пар. Хлюпающие неряшливые звуки поедания добычи большим хищником портили впечатление от красоты пейзажа.
— Почему ты делаешь это? — Наконец спросила я.
— М-м-м?
— Почему ты играешь в эти игры? Ты мог бы помочь нам с драугом, но не стал. Ты мог бы позволить Стае присоединиться. Победа была в твоих интересах.
— Нет. В моих интересах вернуть себе божественность. Шакал подошел ко мне и лег рядом — громадный холм из меха и тьмы.
— Ты знаешь, с чего начинается божественность?