Мои размышления вновь прервал лязг ключей. В этот раз я ждал этого звука, как приговоренный боя часов.
В камеру снова вошел Липранди. Но сегодня он был один, без жандармов. И на его лице было выражение почти дружелюбного облегчения, как у врача, сообщившего, что операция прошла успешно.
— Собирайтесь, Тарановский. Вы свободны, — сказал он, даже не входя внутрь.
Я замер, не веря своим ушам.
— Что случилось?
— Случилось то, что вы оказались правы. — Он вошел и прикрыл за собой дверь. — Я говорил с господином Кокоревым. Он не просто подтвердил ваши слова, он поднял такой шум, что, кажется, его было слышно даже в Зимнем дворце. Он поручился за вас лично. Это, я вам доложу, весомый аргумент.
Он помолчал, а потом добавил:
— И пришли новые донесения из Варшавы. Его высочество, к счастью, лишь легко ранен в плечо, царапина. А стрелявший, этот Ярошинский, оказался фанатиком-одиночкой, не связанным ни с какими крупными заговорами. Во всяком случае, пока так считают.
Он усмехнулся.
— Так что надобность держать вас здесь как возможного петербургского сообщника отпала. Ваши недруги очень умело воспользовались ситуацией, чтобы вас изолировать, но их карта бита. Поручительство Кокорева и новые обстоятельства перевесили.
В камеру я не вернулся: никаких личных вещей у меня там не было. Вместо этого меня провели в «приемный покой», где вернули мои вещи: пояс, кошелек и даже «Лефоше». Проскрежетал последний засов, отделявший меня от свободы, меня вывели из Равелина, где яркое, но какое-то мутное июльское солнце заставило меня прищурился. Как же давно я не видел дневного света!
— Идемте, ваше благородие! — поторопил меня солдат, проведя внутренним двором Петропавловской крепости. Я усмехнулся, вспоминая, что когда-то бывал тут еще подростком в составе туристической группы.
Оглянувшись по сторонам, вдохнув теплый, пахший нагретым камнем и цветущей в канале водой, я невольно поморщился от досады. Этот незапланированный séjour в казенном пансионе грубо нарушил все мои планы.
«Пакет 'все включено» от Третьего отделения, — прозвучала в голове злая мысль. — Питание диетическое, сервис ненавязчивый, зато выписка прошла на удивление оперативно. Ну что ж, еще одно напоминание, что в этой стране хитрость, деньги и знания из будущего, конечно, дают многое, но, увы, решающее слово всегда остается за грубой, безличной силой государственной машины. Се ляви, мать твою, такова жизнь! И тот, кто умеет направить этого Джаггернаута в нужную сторону, — тот и выигрывает. Мои враги с ее помощью чуть не раздавили меня, но теперь была моя очередь, и теперь я собирался безжалостно нанести ответный удар.
Наотмашь.
— Мосье Тарановский! Наконец-то! — вдруг послышался возглас, похожий на медвежий рев, да такой зычный, что гомонившие над Невою чайки, казалось, на мгновение в изумлении замолкли.
Это был Кокорев. Он поджидал меня на выезде с моста и теперь, увидев издалека, позабыв всякое приличие, ринулся навстречу, громыхая по доскам настила. Его светлый летний сюртук распахнулся, борода растрепалась, а тяжеленная трость в здоровенных ручищах, сверкая на солнце серебряным набалдашником, угрожающе описывала восьмерки.
— Иван Андреевич! Живой! — прогремел он, сграбастав меня в медвежьи объятия так, что явственно хрустнули кости. — Душа моя, я уж не чаял и увидеть — то тебя сызнова: думал — все, finita la commedia, сгинул ты в этих жерновах!
С трудом высвободившись, я сдержанно похлопал его по могучей спине.
— Василий Александрович, мое почтение. Как видите, слухи о моей безвременной кончине несколько преувеличены, хотя, признаюсь, местные отельеры делали все, чтобы гость чувствовал себя покойником. Но зато место тихое, приватное и весьма располагает к философским размышлениям!
Кокорев, гулко расхохотавшись, отстранил меня на вытянутые руки, посмотрел на лицо.
— Вот за что я тебя, Антоныч, люблю: только из каталажки вышел — а уж зубоскалит вовсю! Бледен, худ… Но глаза горят! Молодец! Орел! Пойдем, голубчик, пойдем скорее! Не стой здесь, на этом пекле… Поехали в «КюбА»… или нет — в «ДоминИк»! Отобедаем, выпьем шампанского! Надобно смыть эту тюремную пакость с души! Да и потолковать надобно, как на великого князя выйти — он, говорят, в Мраморном дворце совсем сидит, замкнулся, никого не принимает…
И, кликнув извозчика, мы отправились в этот самый «Доминик».
— Мне бы ополоснуться и наряд сменить, — усмехнулся я.
— Эт мы мигом. — И Кокорев тут же повел меня к извозчику. Быстрый путь в отель, где я ополоснулся и сменил одежды, которые пропахли казенщиной, а там и обедать поехали, все же я соскучился по нормальной еде.