Не успел я привести себя в порядок, как явился Кокорев, одетый на удивление элегантно: вместо сюртука на нем был фрак, а котелок он заменил черным как ночь атласным цилиндром. В отличие от меня, купец был в самом наилучшем настроении. Он ходил по номеру, потирая руки, и его окладистая борода то и дело вздрагивала от раскатистого смеха:
— Ай да Тарановский! Ай да Владислав Антонович! — быстрой скороговоркой тараторил он своим северным говорком. — Благородного господина! Мордой об стол! Тарелкой! По мордасам гвардейца! Эх, кабы не сан мой купеческий, я бы тому хлыщу и сам морду раскровянил бы. Да нельзя — по судам затаскают. А ты — раз, два, и готово! Чисто, благородно! По-дворянски!
И купец, отставив свою тяжеленную трость и скинув фрак, начал «боксировать с тенью», видимо, представляя, как будет бить по мордасам очередного хамоватого дворянчика.
— Да хорошего-то мало, Василий Александрович, — мрачно отозвался я, наливая себе стакан воды. — Как бы не вышло какой истории. В суд еще подадут… Ни к чему это. Лишние хлопоты.
— Пустое! — отмахнулся купец. — Пока он будет носить свою сломанную лапу на перевязи, мы с твоими делами уже все и обстряпаем. Сейчас идем к графу Неклюдову, он уже ждет. Он дельный человек и во все двери вхож. Уж он-то подскажет, как нам к его высочеству на прием пробиться!
Часом позже мы уже сидели в знакомом кабинете графа Неклюдова. Выслушав наш рассказ, граф лишь покачал головой.
— М-да, господа, задачка… Великий князь после варшавских событий и впрямь заперся в Мраморном дворце, как медведь в берлоге. Все официальные прошения, даже от самых высокопоставленных лиц, возвращаются с отказом. Пробиться к нему сейчас через канцелярию — дело безнадежное.
— Так что же, так и уйти нам несолоно хлебавши? — сокрушенно спросил Кокорев. — Ладно я, а вон Тарановский-то — из самой Сибири приехал!
— Зачем же так сразу, — хитро прищурился граф. — Если дверь заперта, нужно поискать окно. Или, как говорят у нас в свете, scherche la famm!
— Женщину? — не понял купец. — Зачем? У нас дело сурьезное, нам не до баб.
Неклюдов откинулся в кресле, поставив пальцы домиком.
— Именно. Есть один человек, которому его высочество, по слухам, отказать не захочет. Даже сейчас, в его меланхолии.
— Государю императору, я полагаю? — сострил я.
— Нет, — усмехнулся граф. — Как раз императору он отказывает весьма нередко.
Он выдержал театральную паузу.
— Вы бывали в Императорском балете, господа?
Я отрицательно покачал головой. Кокорев, как старообрядец, на такие «бесовские игры» и подавно не ходил.
— Зря, — покачал головой граф. — Там сейчас блистает новая звезда — некая Анна Кузнецова. Совсем юная, семнадцати лет от роду, а уже прима. Выглядит божественно, танцует как ангел. Весь Петербург у ее ног! И, что для нас особенно важно, у ее ног возлежит и сердце великого князя Константина Николаевича!
— Балерина? — недоверчиво протянул Кокорев. — И вы думаете, она станет нам помогать?
— О, еще как станет, если к ней правильно подойти, — усмехнулся Неклюдов. — Весь свет видел, как его высочество взирает на сцену во время ее сольных партий! Он не сводит с нее бинокля, дарит бриллианты, заваливает цветами! Осведомленные люди утверждают, что это самое серьезное увлечение великого князя. Так что очень советую действовать через нее! Понимаете, господа, для человека уровня великого князя просьба от министра — это работа: привычная, скучная, совершенно непривлекательная. А вот обращение от прелестной молодой особы, которой он увлекся, — это удовольствие. Он не упустит случая угодить ей, продемонстрировав свое могущество или… милосердие.
Мы с Кокоревым переглянулись. План вырисовывался ясный и по-своему логичный: пробиться к великому князю через его фаворитку.
— Но как нам выйти на… мадемуазель Кузнецову? — спросил я. — Мы для нее — люди с улицы.
— А вот это уже моя забота, — подмигнул граф. — У меня есть некоторая связь в театральном мире. Я организую вам встречу. Не аудиенцию, конечно, а так, случайное знакомство. Например, в кондитерской Вольфа и Беранже на Невском, где она любит бывать после репетиций. Но помните, господа, — вдруг стал он серьезен, — действовать нужно тонко. Никаких денег. Никаких грубых предложений. Только восхищение ее талантом, намек на несправедливость, на то, что великое дело для России может рухнуть из-за канцелярской волокиты. И скромная просьба — лишь замолвить словечко, просить, чтобы его высочество уделил вам буквально пять минут своего драгоценного времени!