Глава 8
День выдался дождливым. Необычная для Петербурга погодная аномалия, называемая солнце, исчезла с небосвода, уступив место тяжелым серым тучам, сплошным фронтом идущим с Финского залива. После обеда, когда серое петербургское небо казалось особенно низким и давящим, в дверь нашего номера постучали, но совсем не так, как громыхали жандармы — иначе: дробно, нетерпеливо, как будто взбесившийся дятел лупил по дереву. Взведя на всякий случай курок револьвера, я открыл и на пороге увидел сияющего Изю Шнеерсона, торжественно, как икону, державшего руках большой, обернутый холстиной сверток.
— Таки я привез! — с порога объявила Изя, врываясь в комнату. Его глаза горели триумфальным огнем. — С пылу, с жару! Лева всю ночь не спал, работая иголкой, как тысяча чертей!
Я развернул сверток, и свету явился мой новый сюртук. Черт побери! Вот уж насколько я всегда был равнодушен к тряпкам — и то на мгновение застыл в восторге. Это было натуральное произведение портновского искусства: идеально черный, из тончайшего, матового английского сукна, он лежал на руках у Изи, как зримое воплощение моего нового статуса. Удивительно — костюм, сшитый мне год с лишним назад в Кяхте, тоже был в общем неплох, но теперь на фоне этого шедевра показался просто мешком из-под картофеля.
— Ну, что стоишь, как памятник дюку Ришелье на Приморском бульваре? — подгонял меня Изя. — Давай примеряй!
За спиной Изи маячили мои охранички: когда надо — их нет, а когда не надо — под руку лезут со своим особо ценным мнением. Их постные лица даже не испортили мне настроения. Пущай покатаются из Москвы в Питер да обратно, лишь бы не мешали.
Костюм сел на меня как влитой, буквально как вторая кожа. Плечи, талия, длина рукава — все было выверено с математической точностью. Я двигал рукой — ткань послушно тянулась, не стесняя движений. А главное — кобура под мышкой была совершенно незаметной.
— Ай, геволт! — всплеснул руками Изя, обходя меня кругом. — Я вам не скажу за всю Одессу, но в Петербурге лучшего сюртука точно нет! Смотри, как сидит! Не господин Тарановский, а английский милорд, который в приступе сплина заехал поглядеть на белые ночи, да так тут и остался!
Даже Кокорев, до этого хмуро наблюдавший за суетой, одобрительно крякнул.
— Добротная работа. Сразу видно руку мастера!
— Таки да! — подхватил Изя. — Лева — это Рафаэль с иголкой вместо кисти! Теперь можно идти хоть князю, хоть к царю, хоть к самой императрице. Хотя к императрице лучше не надо, говорят, у нее муж ревнивый.
Он внимательно посмотрел на меня с ног до головы.
— Но это только начало, я тебе скажу. Ты думаешь, одним сюртуком отделаешься? Ой-вэй, какой ты наивный мальчик из Гороховца!
— А что еще? — спросил я, разглядывая себя в большом зеркале гостиничного трюмо.
— Что еще? Он еще спрашивает! — Изя воздел руки к потолку. — Тебе обязательно нужен фрак — для театра, для званых вечеров. В сюртуке ты можешь ходить по делам, но вечером, в приличном обществе, будешь выглядеть в нем как приказчик, заехавший к хозяину за указаниями.
— Фрак… — задумчиво протянул я, прикидывая, во что это мне обойдется. Изя прав — вечерний костюм может понадобиться внезапно, а здесь нет возможности заглянуть в ГУМ, «Проивэй сьют» или «Тримфорти» и через полчаса выйти полностью одетым в брендовые дорогие вещи. Тут хорошую одежду надо шить на заказ или унизительно просить близкого друга одолжить нужную деталь гардероба. А у меня тут друзей негусто: есть, правда, Кокорев, но мы с ним сильно разной комплекции. — Ну ладно, хорошо! Фрак так фрак.
— Дальше. Тебе нужно пальто. Не эта твоя сибирская доха, а настоящее петербургское пальто из кастора или драпа. На раннюю осень — легкий плащ-макинтош. А обувь? Ты посмотри на свои штиблеты! — Он с презрением посмотрел на мою вполне приличную, но, судя по всему, уже немодную обувь. — Это же сапоги для прогулок по сибирской грязи! Вам нужны лаковые полусапожки на вечер, туфли на пуговицах на день и еще пара или две для визитов! И все это, мой дорогой друг, делается на заказ!
Он снова повернулся ко мне.
— Так что, как только вернемся в Москву, тут же идем к Леве заказывать фрак и пальто, а потом я отведу тебя к одному сапожнику, он такие колодки делает — нога в них поет капеллу! И это, мой друг, будет время. Недели! Так что не расслабляйся.