— Д-дома, ваше благородие, как не быть дома! — заикаясь, пролепетал он, кланяясь. — Третий этаж, квартира номер семь. Пожалуйте!
Мы поднялись по широкой, но стертой до блеска каменной лестнице.
Я же, чувствуя абсолютное спокойствие, подошел к массивной дубовой двери с медной табличкой и громко, уверенно постучал три раза костяшками пальцев.
Изнутри послышались шаркающие шаги. Замок щелкнул. Дверь приоткрылась, и на пороге появился Мышляев.
Он был в потертом шелковом халате, растрепанный, с желтоватым синяком под глазом. Правая рука действительно покоилась на черной шелковой перевязи.
Увидев меня, он застыл. Удивление на его лице сменилось недоумением, а затем — волной чистого, животного ужаса. Он побледнел так, что синяк под глазом стал казаться фиолетовым, и отшатнулся в глубь квартиры.
— Ты⁈ — только и смог выдохнуть он.
Глава 11
Глава 11
Я спокойно улыбнулся и сказал одно слово:
— Я.
Реакция была мгновенной. Лицо Мышляева исказилось, и он со всей силы попытался захлопнуть тяжелую дверь прямо у меня перед носом. Но я был готов. Моя нога уже стояла в проеме, и дубовая створка с глухим стуком врезалась в нее, не сдвинувшись ни на вершок.
— Не будьте так негостеприимны, — все с той же улыбкой произнес я. — Давайте поговорим.
— Мне не о чем с вами говорить! Убирайтесь! — прошипел он, пытаясь навалиться на дверь.
— Ну зачем же так. — Мой голос стал тихим и вкрадчивым. Я мельком взглянул на его перевязь. — Мы можем поговорить сейчас по-хорошему. Или мне для начала сломать вам что-нибудь еще для большей сговорчивости? Например, другую руку. Выбирайте.
Его взгляд метнулся за мою спину. Там, на лестничной площадке, он увидел еще двоих. Этого было достаточно.
— Чтоб ты провалился… — пробормотал он, отступая в глубь квартиры.
Я вошел первым. Но не стал закрывать дверь. Вместо этого коротко кивнул своим спутникам. Изя, нервно сжимая в руках шляпу, прошмыгнул следом. За ним, тяжело и уверенно ступая, вошел охранник и молча притворил за собой дверь, встав у самого входа. Его фигура полностью заслонила путь к отступлению.
Квартира встретила меня запахом застоявшегося табачного дыма и пролитого вина. Показная роскошь: тяжелые бархатные портьеры, резная мебель красного дерева — соседствовала с откровенным запустением. На позолоченном столике стояли пустые бутылки и грязные бокалы, на полу валялись игральные карты, и на всем лежал тонкий слой пыли.
Я, не дожидаясь приглашения, опустился в одно из кресел. Мышляев остался стоять посреди комнаты, глядя то на меня, то на грозную фигуру охранника у двери.
— Итак, — начал я, закинув ногу на ногу. — Давайте поговорим о случившемся. И о не случившемся.
Мышляев, все еще стоявший посреди комнаты, наконец совладал с первым шоком. Он выпрямился, насколько позволяла раненая рука, и на его лице появилось выражение холодного, циничного любопытства. Он был профессионалом и даже в такой ситуации пытался вернуть себе контроль.
— Любопытная философия, господин… Тарановский, — криво усмехнулся он, намеренно коверкая мою фамилию. — Вы врываетесь в мой дом, приводите с собой свиту и говорите загадками. Чего вы хотите? Я человек занятой.
Я усмехнулся в ответ, обводя взглядом запущенную комнату с пустыми бутылками и разбросанными картами.
— Ну, у вас есть время. Подлечиться, опять же, надо. — Я демонстративно кивнул на его перевязь. — Знаете, Мышляев, я не буду спрашивать, как так случилось, что вы оказались тогда в ресторане и чего хотели. И так все понятно. Я также не спрашиваю, кто вас нанял и для чего!
Мой пренебрежительный тон, очевидно, задел его за живое. Он напрягся, побагровел, словно бык перед атакой. И решил атаковать на единственном поле, которое, как он считал, давало ему преимущество.
— У вас нет чести! — выплюнул он. — Настоящие дворяне так не поступают!
Я ждал этого. На моих губах появилась улыбка, больше похожая на хищный оскал.
— Чести? — переспросил я, и в голосе моем прозвучал лед. — У меня ее явно больше, чем у вас, улан. Вы делаете это ради денег. А я — ради друзей и близких мне людей. Почувствуйте разницу.
Я подался вперед, и мой голос стал тише, но от этого зазвучал еще более грозно.
— Мне не было дела ни до вас, ни до железных дорог. Я спокойно вел свои дела. Пока кое-кто не посмел тронуть… дорогих мне людей. Есть, кажется, такая поговорка: не буди спящего медведя. Вот меня и разбудили. Да по глупости еще и палкой начали в меня тыкать.