Граф, к счастью, был у себя. Вскоре мы уже сидели в его кабинете, пропахшем сигарами и дорогим парфюмом. Граф, лишь взглянув в наши лица, понял, что не стоит задавать лишних вопросов. Вошедший лакей бесшумно налил нам по бокалу отменного португальского хереса, предложил выкурить по трубке с вирджинским табаком.
— Угощайтесь, господа. Нынче такой табак — редкая вещь: в новом свете разгорается гражданская война, и поставки резко упали. Если что и везут оттуда, так это хлопок: без него, говорят, задыхаются ивановские ткачи!
— Слышал об этом! — подтвердил Кокорев. — Была бы у нас теперь железная дорога до Туркестана — мы бы нашими ситцами всю Европу завалили. А того лучше — работали бы со льном. Так нет — все из-за границы везут! И вот все у нас так: в свое не верим, а иностранцам везде дорога!
Тут Неклюдов, видимо, окончательно понял, что нас постигла неудача.
— Не получилось? — участливо спросил граф, заглядывая в глаза Василию Александровичу.
— Нет. Толкую же: не верит он, — мрачно пробасил Кокорев, осушив бокал одним махом. — В свой народ не верит. Говорит, денег у нас мало, а инженеров и вовсе нет. Утопия, мол.
— Так я и думал, — произнес Неклюдов, откинувшись на спинку кресла. — Я предупреждал вас, господа, что Главное общество — это настоящая крепость. Ее не взять нахрапом. Слишком много там завязано интересов, притом очень важных интересов!
— Но почему? — не выдержал я. — Мы привели вопиющие факты! Сенатская ревизия вскрыла хищения. Да и результаты говорят сами за себя: планы строительства не соблюдаются! Чего еще надо, чтобы открыть им глаза?
Граф, самолично подливая Кокореву еще хереса, криво усмехнулся.
— Факты, мой дорогой Тарановский, — это лишь один из аргументов в большой политике. И часто не самый веский. Вы упустили из виду одну, но главную деталь. Варшавскую железную дорогу.
Мы с Кокоревым переглянулись.
— Ее строительство завершается, — продолжает Неклюдов, закуривая тонкую сигару. — В конце года ожидается официальное открытие, хотя отдельные участки уже работают. Сам государь и его высочество придают этому огромное значение. Для них это не просто коммерческое предприятие. Это политика!
Произнеся это, он выпустил из легких кольцо ароматного дыма, затем продолжил:
— Подумайте сами: дорога на Варшаву — это возможность в считаные дни перебросить к западным границам целые корпуса. В Европе неспокойно, а в самой Польше, — понизил голос, — по данным жандармского управления, зреет новое восстание. Все это обнаруживает, что в такой момент железная дорога становится важнее любых денег. Она залог быстрой победы, гарантия уверенности империи. И сейчас, накануне ее ввода в эксплуатацию, вы предлагаете устроить грандиозный скандал, выгнать управляющих и начать все сначала? Никто на это не пойдет! Они закрыли глаза на хищения, лишь бы дорога заработала вовремя.
Мы с Кокоревым переглянулись. Так вот где собака зарыта! Все встало на свои места. Оказывается, его высочество спит и видит, когда ГОРЖД введет в дело стратегический объект, открывающий новую эру в снабжении армии, прикрывающей наши западные рубежи. Разумеется, вельможи будут пылинки сдувать со всяких там Рекамье и д’Онкло, лишь бы не повторить историю с Севастополем, который во время войны пришлось снабжать упряжками на волах!
Кокорев сокрушенно покачал головой, выпил и снова налил себе хереса. Я же молчал. В моей голове, привыкшей к анализу и поиску решения, шла лихорадочная работа. Если их главный аргумент — стратегическая значимость дороги, то именно по этому аргументу и нужно бить!
— Ваше сиятельство, — медленно произнес я, и оба моих собеседника удивленно посмотрели на меня. — А что, если эта дорога… не сможет исполнить свою задачу?
— То есть? — не понял граф.
— Мы говорим о финансовых злоупотреблениях, о хищениях. Но это все цифры в бумагах. А что, если в погоне за наживой и в спешке к сроку они допустили не только финансовые, но и технические нарушения? Серьезные такие, без дураков, нарушения, что делают дорогу небезопасной именно для той цели, для которой она и создавалась — для быстрой переброски тяжелых воинских эшелонов?
Идея, мелькнувшая в голове, начала обретать плоть.
— А что, если насыпь сделана из песка и размоется первым же ливнем? Что, если пути слабые и не выдержат артиллерийских орудий? А может быть, мосты построены наспех и могут рухнуть под тяжелым воинским эшелоном? Нам не нужно доказывать, что они воры. Это уже и так известно, да к тому же, пожалуй, неважно. Верховная власть готова это терпеть ради интересов империи. Значит, пойдем другим путем: нужно доказать, что господа концессионеры — бездарные строители и, может быть, даже саботажники. Нам нужно посеять в голове его высочества и у государя опасения, что эта дорога, их главная надежда, в решающий момент может вдруг превратиться в братскую могилу для целой армии!