— Да-да, Василий Александрович, вы не ослышались. Александр Герцен, лондонский эмигрант. Самый ненавидимый всеми вельможами и притом самый знаменитый журналист России! Его газета — это дамоклов меч, висящий над всей нашей бюрократией, кажется, он знает все и ни перед чем не останавливается. Оказаться героем публикации в «Колоколе» — это, я вам доложу, такое клеймо, которое уже ничем не стереть! Если передать ему материалы нашей редакции, скандал будет не всероссийский, а международный. Правительству придется реагировать, чтобы не потерять лицо перед всей Европой.
Я слушал его, и в моей голове выстраивалась целая стратегия информационной войны. Катков — для императора. Аксаков — для общества. А Герцен… Герцен — это ядерный фугас, который можно держать в запасе, пустив в дело в нужный момент.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, — сказал я. — Картина ясна. Мы начнем с Аксакова и попробуем пробиться к Каткову. Но на всякий случай…
Тут я сделал паузу, прикидывая, не отъеду ли за следующий вопрос обратно в Алексеевский равелин. Ладно, пофиг. Терять мне нечего. И, хоть в этом мире и принято говорить высочайшим особам лишь то, что им приятно, скоро его высочеству придется выйти из зоны комфорта.
И, глубоко вздохнув, задал последний, самый важный вопрос.
— Подскажите мне, граф: как можно выйти на этого Герцена? Как передать ему сведения, чтобы они гарантированно дошли до него, а источник остался в тени?
Глава 15
Глава 15
Граф Неклюдов посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, осознавая, что я не шучу и готов идти до конца.
— Это очень опасно, герр Тарановский, — медленно произнес он. — Каналы связи с Лондоном контролируются Третьим отделением. Любая неосторожность — и можно угодить прямиком в Алексеевский равелин. Но… — он криво усмехнулся, — строгость законов, как говорится, компенсируется его неисполнением. Все в России читают «Колокол» — даже государь император! Да-да, и я тоже его читаю! Есть люди, которые имеют связь с этим лондонским оракулом. Но об этом мы поговорим потом: когда у вас на руках будет тот самый документ о состоянии дороги. Не раньше!
Что ж, позже так позже.
— Хорошо, ваше сиятельство. Прошу вас, ответьте еще на один вопрос: великий князь весьма любезно согласился содействовать мне в получении русского подданства. Что мне следует теперь предпринять, чтобы получить его как можно скорее?
Услышав это, граф одобрительно покачал головой.
— Это прекрасная новость, герр Тарановский! Иди вы обычным порядком, дело бы затянулось минимум на год, а так вы вполне можете уложиться в один-два месяца. Напишите ходатайство на имя петербургского генерал-губернатора и пришлите его мне, а я дам делу ход. С пометкой об особом внимании великого князя успех ему гарантирован!
Прояснив этот последний, исключительно важный для меня вопрос, мы с Василием Александровичем откланялись, покидая графа в лучшем настроении, чем приехали к нему. Сам я так просто чуть не рычал, ощущая, как в крови бурлит холодный азарт… Идея «технической ревизии» должна была подействовать подобно хорошему пинку тяжелого кавалерийского сапога, приложенного к нужному месту в нужное время — больно, унизительно и… крайне эффективно.
— Слушай, Тарановский, — пробасил Кокорев, не без труда влезая в экипаж, — а где мы людей-то найдем на такое дело? Техническая ревизия железной дороги — это не шутки! Тут авторитетные люди нужны. К Путилову, может, заскочим, посоветоваться?
— Можно и к Путилову. Но сначала — к Нобелю! — бросил я кучеру, запрыгивая следом за купцом в карету. — На Галерный остров, живо!
Вскоре она несла нас прочь от аристократического лоска особняка Неклюдова, в иную, куда менее приятную, но зато более знакомую и понятную мне реальность — в мир железа, угля и пара. Даже в конторе Нобелей пахло не сигарами и духами, а горелым металлом, угольным дымом и машинным маслом. Этот запах был мне роднее и ближе всех салонных ароматов.
Как выяснилось, Альфред был в отъезде, но Нобель-старший, к счастью, оказался на месте.
— Владислав Антонович, чем обязан? — произнес Эммануил Людвигович, завидя меня на пороге своего кабинета. Его немецкий акцент был едва заметен, но будто придавал словам дополнительный вес.
Я не стал ходить вокруг да около.
— Господин Нобель, нужен добрый совет, и я решил обратиться к вам, как лучшему инженеру империи. — Тут я сделал паузу, давая ему проглотить наживку. — Видите ли, есть серьезные основания полагать, что Варшавская железная дорога, гордость и надежда государя, построена с вопиющими техническими нарушениями. Французские подрядчики из ГОРЖД, как мне достоверно известно, экономили на всем при постройке Нижегородской дороги, и это дает основания считать, что с Варшавской они поступили так же!