Да… Похоже, мы с Василием Александровичем обратились по адресу! Инженер Кагальницкий что называется рвал подметки на ходу.
— Во-вторых, балластный слой, — продолжал тот, энергично раскладывая свои бумаги. — Это фундамент пути. По нормам здесь должен быть щебень твердых пород, слой не менее пол-аршина толщиной. Я готов биться об заклад, что в лучшем случае они там насыпали гравия, а в худшем — простого песка, да еще и с глиной, прикрыв его сверху для вида тонким слоем. Мы возьмем пробы в десятках мест и оформим все актами. Бур, щуп, несколько крепких студентов из Горного института — и у нас будет неопровержимая, геологическая, так сказать, карта их мошенничества!
— Отлично! Что еще?
— Шпалы! — многозначительно произнес инженер. Они должны быть дубовые, пропитанные купоросом. Это легко проверить. Ну и, разумеется, мостовые переходы — там бездна разного рода нюансов!
— Хорошо, — произнес я. — Какие инструменты вам понадобятся для измерений?
— Прежде всего обычные геодезические: нивелиры, измерительные цепи, геологические молотки, буры… Я составлю полный список!
— Вы получите все, что нужно, — твердо пообещал я, откидываясь на спинку стула. — Финансы не проблема. Главное — результат! На какие сроки мы можем рассчитывать?
Кагальницкий на мгновение замолчал, словно собираясь с мыслями перед последним, решающим ходом.
— Владислав Антонович, если у меня будет команда из дюжины толковых студентов, мы соберем всю информацию за неделю. Однако есть еще один нюанс, Владислав Антонович! Все эти цифры, пробы, расчеты… Это все, конечно, хорошо, но если не оформить эти данные должным образом, все они будут бесполезны!
— Хорошо, я подумаю об этом, — сухо ответил я. — Сейчас пока сообщите: сколько денег и времени понадобится вам для подготовки экспедиции? И сможете ли вы сами закупить весь необходимый инструмент?
— Полагаю возможным управиться в два-три дня! — по-военному четко ответил инженер. — Что же касается средств, то… — Помедлив, он торопливо посчитал что-то на листочке бумаги и затем, подняв голову, сообщил: — Все обойдется примерно в восемьсот рублей!
Кокарев, не говоря ни слова, достал из-за пазухи огромный бумажник, тут же отсчитал нужную сумму, и мы расстались.
— И еще, Сергей Никифорович, после завершения дела вы получите такую же сумму в качестве премии, часть которой пойдет студентам, а часть вам, но распределять все будете на свое усмотрение, но должно все будет сделано четко и без ошибок.
Кагальницкий улыбнувшись кивнул.
Попрощавшись с ним, я решил начать с малого — подготовить и подать прошение о принятии в русское подданство. Эта бумага, что должна была стать моим официальным билетом в империю и гарантировать возможность узаконить и собственные прииски на Амуре, и все будущие предприятия и, казалось, не должна была создать каких-либо сложностей… Как же я ошибался!
Первым делом велев подать в номер кофе, я вызвал Изю. Он явился, как всегда, с очень важным видом, как человек, которого оторвали от какого-то чрезвычайно сложного и прибыльного дела.
— Садись, — приказал я, ставя перед ним стопку лучшей веленевой бумаги и чернильницу. — Лакеем ты был, костюмером — тоже, а сегодня ты будешь подрабатывать у меня писарем. Вернее, даже не так — моим личным секретарем.
Изя скорчил такую трагическую мину, будто я предложил ему добровольно отправиться на каторгу.
— Курила, Владислав Антонович, я тебя умоляю! Чтобы Изя Шнеерсон скрипел пером, как бедный студент из хе́дера? Ой-вэй, моя покойная бабушка Сарра перевернется в гробу! За что мне такое наказание?
— За то, что у тебя самый лучший каллиграфический почерк из всех, что я видел, — отрезал я. — И за то, что надо наконец узаконить наш «Амбани-Бира» — «наш» из-за того, что я когда-то настоял на твоей доле, Изя. Еще вопросы? Нет? Вуаля. Бери перо. Готов? Диктую!
Изя тяжело вздохнул, макнул перо в чернила и приготовился.
— «Его сиятельству, князю, генерал-адъютанту, санкт-петербургскому военному генерал-губернатору Александру Аркадьевичу Суворову-Рымникскому…»
— Таки одну минуточку! — встрепенулся Изя. — Суворову-Рымникскому? Тому самому? Это что же, мы пишем сейчас самому внуку генералиссимуса? Может, стоит начать как-то поизысканнее? Что-нибудь вроде: «Светлейшему отпрыску величайшего из полководцев, чья слава гремит в веках…»
— Прекрати паясничать, — оборвал я его. — Ты Шнеерсон, а не Державин, и это не ода, а официальный документ. Пиши, как я говорю. «…от подданного Австрийской империи, дворянина от рождения Владислава Антоновича Тарановского… прошение».