Последняя фраза заставила Мельникова досадливо поморщиться. Он был не только инженером, но и генералом, и картина сошедшего с рельсов поезда с солдатами была для него очень сильным основанием.
Он несколько мгновений молча барабанил пальцами по столу, глядя в точку поверх моей головы. Я видел, как в его голове идет борьба. Дать разрешение — значит, пойти против могущественного ГОРЖД, за которым стоят высокие покровители. Отказать — значит, пойти против своей совести инженера и долга генерала.
Ну, решайся же!
Глава 17
Глава 17
— Хорошо, — сказал он наконец и дернул за болтавшийся над столом шнурок звонка. В кабинет тотчас вошел адъютант.
— Александр Кондратьевич, — приказным тоном произнес Мельников, глядя на офицера, — прошу вас срочным образом подготовить циркуляр на имя профессора Горного института Лаврова Иннокентия Степановича. В нем я, как главноуправляющий путей сообщения, предписываю профессору во главе вверенной ему группы студентов произвести полную инструментальную поверку состояния пути и искусственных сооружений на всем протяжении строящейся Варшавской железной дороги. Начальникам станций и дорожным мастерам предписываю оказывать этой группе всяческое содействие. Пишите!
Адъютант тут же присел у отдельного стола в кабинете генерал-лейтенанта и довольно споро подготовил нужную бумагу.
Мельников взял у адъютанта исписанный лист, размашисто подписал, а адъютант в свою очередь немедленно припечатал ее гербовым штампом.
— Вот, господин Тарановский. По результатам соблаговолите представить мне самый подробный отчет. Надеюсь, ваши опасения окажутся беспочвенными! — не глядя на меня, произнес Мельников с видом «я потратил уже достаточно времени на это дело, а теперь не докучайте мне!»
— Всенепременно! — пообещал я, вежливо наклонив голову, и наш небольшой отряд покинул кабинет главноуправляющего.
Василий Александрович, как только мы оказались в коридоре, шумно вздохнул:
— Ух, Антоныч, заварил ты кашу! Ну ничего, теперь эти мошенники вот у нас где!
И он экспрессивно сжал пудовый кулак.
Следующие два дня пролетели как один. Это было время лихорадочной, почти незаметной со стороны, но оттого не менее важной деятельности. Кагальницкий, прекрасно понимая, что в экспедиции никаких инструментов докупить не получится и надо полностью затариться здесь, в Петербурге, мотался по городу, закупая недостающие инструменты и снаряжение. Профессор Лавров, как и было оговорено, отобрал из числа кандидатов восемь самых толковых и перспективных студентов. Кокорев же со свойственной ему медвежьей деловитостью улаживал вопросы с провиантом и железнодорожными билетами, гремя по всей конторе и попутно раздавая указания своим приказчикам по десятку других дел. Я же по большей части исполнял роль молчаливого наблюдателя.
И вот наконец туманным, промозглым петербургским утром мы стояли на перроне только что отстроенного Варшавского вокзала. Его огромное, увенчанное часовой башней здание из красного кирпича выглядело солидно и современно, являясь символом промышленной мощи, в несостоятельности которой мне и предстояло уличить его создателей. В воздухе стоял густой, терпкий запах угольного дыма и машинного масла — настолько уже привычный, что он казался совсем родным.
Наш небольшой «экспедиционный корпус» выглядел колоритно. Во главе его стоял профессор Лавров, прямой и строгий, очень похожий в своем длинном, до пят, дорожном плаще на старого воеводу, ведущего в поход свою дружину. Рядом с ним, подтянутый и собранный, высился инженер Кагальницкий, в его руках был весь технический аспект операции. А позади них, переминаясь с ноги на ногу, весело переговариваясь друг с другом и явно сгорая от нетерпения, зубоскалили о чем-то своем восемь студентов — молодые, горячие и жадным блеском в глазах. Одетые в грубые рабочие тужурки, с обветренными лицами, увешанные вместительными саквояжами с личными вещами и тяжелыми ящиками с инструментами, свертками с измерительными приборами и треногами теодолитов, они напоминали тех молодых ребят перед порогом военкомата, с которыми я когда-то отправлялся в учебку перед Грозным. Только одежда у них архаичная и вместо рюкзаков эти дурацкие саквояжи и баулы. Что ж, в каком-то смысле эти молодые парни и есть теперь моя армия, и я отправил ее на первую битву. А если они проявят себя в ней хорошо — то перед ними распахнутся гостеприимные недра Сибири… Но не будем забегать вперед: нам бы текущее дело сделать!