Он сник, опустив плечи. Вся его научная спесь, все его достоинства были растоптаны грубой силой.
Я молчал, глядя на этого сломленного человека. Разведка боем проведена. Данные получены. Противник отмечает свои позиции и методы.
Я перевел взгляд на Рекунова. Тот стоял не шелохнувшись, но я знал, что он слышал каждое слово и теперь ждал указаний.
Разделив наши скромные силы, я отправил Рекунова на разведку вместе с одним из студентов. Задача была проста: не вступая в конфликт, выяснить, где именно квартира сего доблестного господина, месье Дюбуа. Студент нужен был для опознания. Сам же я вместе с Изей направился в ближайший трактир — источник не только скверной водки, но и зачастую самой достоверной информации.
Заведение носило громкое имя «Варшава», но представляло собой убогую корчму, где в воздухе висел густой, неистребимый запах влажной овчины, прокисшего пива, пережаренного лука и тоски. За твердой стойкой стоял невысокий, суетливый человечек с печальными, как у бассета, глазами, но цепким, оценивающим взглядом. На его сюртуке блестело сальное пятно, а под носом росли редкие рыжеватые усики.
— Смотри, Курила, и учись, как надо делать гешефт из воздуха! — многозначительно проговорил Изя, зорко осматриваясь по сторонам.
Он проследил за стойкой, а потом, оставив меня за свободным столом у окна, направился к хозяину и обратился к нему на идише с той самой доверительной и чуть жалобной интонацией, которую можно услышать только на одесском привозе:
— А гутн тог, реб-ид! Добрый день! Не найдется ли у уважаемого хозяина два стакана горячего чая для двух бедных путников, которых судьба забросила в этот, не сочтите за грубость, чудесный уголок?
Хозяин, до того смотрящий на нас настороженно, вмиг изменился в лице. Он выпрямился, убрал со стойки грязную тряпку и ответил на том же языке, хотя и с заметным прибалтийским акцентом.
— Чай всегда найдется для добрых людей. Откуда будете, если не секрет?
— Ой, не спрашивайте! — картинно всплеснул руками Изя. — Оттуда, где нет такой грязи и таких дорог! Едем по коммерческому делу, хотим купить лес у этих… французов. Обещают золотые горы, а мы с моим компаньоном, — он неопределенно махнул в мою сторону, — люди простые, боимся, как бы не обманули. Вы же тут знаете всех, уважаемый…
— Цацкис, — представился хозяин, с любопытством покосившись на меня.
— Очень приятно, Шнеерсон! — раскланялся Изя. — Так вот, уважаемый господин Цацкис, может, вы, как человек мудрый, что-то посоветуете? Что за люди эти строители? Можно ли с ними иметь дело?
Цацкис налил в два стакана мутную жидкость, которую здесь называли чаем, и пододвинул их Изе.
— Иметь дело можно со всеми, — философски заметил он. — Вопрос — кто кого поимеет в итоге. Французы — люди шумные. Деньгами сорят, водку пьют, девок тискают. Но главный подрядчик не француз.
— Таки да? — округлил глаза Изя. — А кто же? Неужто сам барон Ротшильд инкогнито приехал посмотреть эту стройку века?
— Хуже, — криво усмехнулся Цацкис. — Главный здесь русский купец, Солодовников Ерофей Пафнутьич. Это его люди работают, его лес идет на мосты и шпалы, а француз Дюбуа — это так, представитель заказчика. Перед столичным начальством пыль в глаза пускает, мол, все по-европейски, под техническим надзором.
— Солодовников… — задумчиво протянул Изю, поглаживая подбородок. — Какое сочное, какое денежное имя! И где же обитает этот… Ерофей Пафнутьич? Небось построил себе дворец прямо на берегу Двины?
— Зачем дворец? — пожал плечами трактирщик. — Он практичный человек. Снимает лучшие комнаты на постоялом дворе «Три гуся», что на площади. Там и живет, там и дела свои обделывает. По вечерам в карты режется с судейским чиновником.
Изя расплатился за чай, оставив Цацкису щедрые чаевые, и мы вышли на улицу.
— Ну что, господин секретарь, вынюхал все нужные сведения? — усмехнулся я.
— Ой, не говори! — отмахнулся он, явно гордый собой. — Я бы этому шлемазлу Цацкису продал прошлогодний снег под видом альпийского льда для шампанского. Итак, что мы имеем? Этот Дюбуа — просто надсмотрщик, а работы выполняет купец Солодовников. Таки что, пойдем сразу к нему?
— Именно, — согласился я. — Бить нужно не собаку, а того, кто ее натравил. Хотя и пса я бы пристрелил, для острастки.
Через пару часов появился Рекунов.
— Месье Дюбуа снимает дом в городке, с ним проживают еще двое, — коротко доложил он. — Выходят только в трактир, пьют много.
— Отлично, — сказал я. Этого господина мы еще навестим и объясним, что значит рвать предписания генералов.
Дождавшись вечера, когда промозглые сумерки окутали городишко, мы направились к постоялому двору «Три гуся». Это было самое добротное здание в Режице — двухэтажное, каменное, с начищенной медной вывеской. В окнах горел свет, изнутри доносились пьяные голоса и смех.