— Именно! — заявил я. — Это будет первый залп. Он создаст нужный фон. Покажет, что у ГОРЖД серьезные проблемы. Но этого мало. Нужен второй залп, который вызовет панику. И здесь, господа, начинается самое интересное.
Я наклонился над столом, понизив голос.
— На биржах Парижа и Лондона все друг друга знают. Всем известно, кто из брокеров работает с главными акционерами общества — с банковским домом Берингова в Лондоне и братьями Перейра в Париже. Так?
Кокорев и Изя согласно кивнули.
— И вот теперь представьте, — я впился взглядом в их лица, — в один прекрасный день, в один и тот же час, вдруг начинают массово, почти панически сбрасывать акции ГОРЖД. Не просто продавать, а выбрасывать на рынок огромные пакеты. Что подумает толпа?
— Она подумает, что крысы бегут с корабля! — выдохнул Изя. — Что раз продают — значит, знают что-то ужасное и спасают капитал! Начнется паника! Все бросятся продавать!
— Вот! — подтвердил я. — Вот тут-то вы и вступаете в игру. Вы, Василий Александрович, через своего человека в Париже. И ты, Изя, в Лондоне. Вы наймете этих самых брокеров — тех, кто работает на Перейре и Берингове.
— Постой, Антоныч, — нахмурился Кокорев. — Это самое слабое место. С какой стати они рисковать будут своими хлебным местам ради нас? Они же нас в три шеи погонят!
— А вот это, Василий Александрович, уже зона ответственности господина Шнеерсона. — Я посмотрел на Изю. — Нам не нужна их лояльность. Нам нужна их жадность. Или их страх. Мы предложим им взятку, хорошую. Или, — я хитро прищурился, — ты, Изя, копнешь под этих господ. Уж, думаю, еврейские общины тебе помогут, не бесплатно, конечно. Карточные долги? Дорогая любовница? Тайные грешки? Найди их болевую точку, и они сделают все, что мы скажем. Они всего лишь будут продавать акции, и за это получат вознаграждение.
— Таки я уже чую запах жареного! — потер руки Изя. — Дайте мне неделю и немного денег на незначительные расходы! Я сделаю им такое предложение, от которого невозможно отказаться!
— Итак, план. Изя едет в Лондон, встречается с Герценом и вербует брокера. Ваш человек делает то же самое в Париже. Затем, по моему сигналу по телеграфу, сбрасываются через брокеров ваши акции, Василий Александрович. Все решают, что это продают Перейра и Беринги. Начнется обвал. И пока все в панике продают, мы с вами через других маклеров начинаем скупать. Тихо. Спокойно. И дешево.
Я откинулся на спинку стула. Кокорев сидел багровый от возбуждения, тяжело дышал. Изя блестел глазами, как кот, добравшийся до крынки со сметаной.
— Это… это просто отменно, Антоныч, — пророкотал Кокорев. — Мы их раздавим!
— Это акт экономического террора, — поправил я его. — Мы используем их же репутацию против них самих. Это вскроется через неделю-другую, но будет уже поздно. К тому времени мы будем сидеть на огромном пакете акций, купленном за бесценок. Нам нужен контрольный пакет!
Тут Кокорев вдруг помрачнел. Он долго сидел, нахмурив свои кустистые брови, и что-то беззвучно подсчитывал, шевеля большими чувственными губами. Затем он взял со стола огрызок карандаша, обмакнул его в водку для мягкости и начал выводить столбики цифр.
— Погоди, Антоныч, погоди… — пробасил он, не отрываясь от своих столбцов. — Красиво ты все расписал, как по нотам, да только вот… Арифметика тут, однако, выходит серьезная.
Я молча ждал, пока он закончится. Изя тоже затих, с любопытством наблюдая за этим процессом. Наконец Василий Александрович, тяжело вздохнув, отодвинул от себя исписанный листок.
— Вот, гляди-ка, какая петрушка выходит. Акционерный капитал общества, насколько я помню, заявлен в триста семьдесят пять миллионов франков. Это по нынешнему курсу примерно сто миллионов рублей серебра. Акций они выпустили семьсот пять тысяч штук. Стало быть, номинальная цена одной акции — сто сорок два рубля. Так?
Изя быстренько пересчитал и кивнул. Расчеты были верны.
— Допустим, — продолжал он, тыча толстым пальцем в свои каракули, — мы обрушим их акции вдвое, ну, может быть, втрое. Это в самом лучшем случае. То есть цена упадет до шестидесяти пяти, может, до пятидесяти рублей за штуку. И вот тут нам надо скупать. Скупать много, чтобы получить весомый пакет. Я не говорю — пятьдесят, но хотя бы десятую часть, чтобы с нами начали считаться. А лучше — пятую часть.
Он снова склонился над листом.
— Десятая часть — это семьдесят пять тысяч акций. По семьдесят рублей за штуку — это, батюшки-светы, выходит больше пяти миллионов! Пять миллионов двести пятьдесят тысяч, если быть точным. А если мы хотим большой пакет, скажем, четвертую часть… то это уже больше тринадцати миллионов!