Он коротко кивнул и, не прощаясь, направился к выходу, где его уже ждала карета.
Я вернулся в отель в состоянии эйфории. Я, никому не известный «австрийский поляк», только что на равных говорил с первыми лицами империи и вышел победителем. И не просто отстоял свое дело, а заставил их считаться с собой. Впервые за долгое время я мог позволить себе просто отдохнуть. Поднявшись в номер, я вызвал слугу и заказал лучший ужин, какой только был в отеле, и бутылку французского шампанского. Сегодня я праздновал свою победу очередную победу. В одиночестве.
На следующее утро после спокойного завтрака слуга доложил о визите полковника жандармерии. Через минуту в мой номер вошел полковник Липранди. Тот самый, что с таким ледяным высокомерием допрашивал меня в Петропавловской крепости.
Но сейчас это был совершенно другой человек. Он держался с безупречной официальной вежливостью, и в его поведении не было ни тени былого превосходства. Он не допрашивал. Он отчитывался.
— Господин Тарановский, — начал он, — имею честь доложить вам о ходе расследования по делу о покушении на вашу жизнь.
Я молча кивнул, предлагая ему сесть.
— Стрелявший, некий отставной унтер-офицер, пришел в себя. К сожалению, он не может пролить свет на заказчиков. По его словам, его нанял человек, представившийся вымышленным именем, передал деньги и оружие.
— И где же тот, который нанял? — вежливо поинтересовался я.
— Исчез, — развел руками Липранди. — Вероятнее всего, покинул Петербург. А возможно, — он сделал многозначительную паузу, — его уже нет в живых. Наниматели заметают следы. Суд над стрелком состоится в ближайшее время. Как потерпевший, вы имеете право присутствовать.
Я слушал его с вежливым, но совершенно отстраненным видом. Судьба этого несчастного унтер-офицера меня не интересовала.
— Благодарю за информацию, господин полковник, — сказал я, давая понять, что разговор окончен.
Про себя же заметил, видимо, Долгоруков вчера хорошо накрутил всем хвосты, раз аж с самого утра примчались.
После ухода Липранди я еще долго сидел в кресле у окна. Странно, но его визит и рассказ о покушении заставили меня думать не о врагах, а о друзьях. О тех, ради кого все это и затевалось.
Я подумал об Ольге Левицкой. Я так давно не давал о себе знать, погруженный в петербургские интриги. Как она там, в имении? Все ли у них в порядке? Нужно немедленно отправить ей телеграмму, просто чтобы сказать, что я жив и помню о них.
Затем я вспомнил о сенаторе Глебове. Нужно было сообщить ему о моем успехе у великого князя и еще раз поблагодарить за его неоценимую помощь. Без него ничего бы не вышло.
Я уже взял лист бумаги, чтобы набросать тексты, как в дверь снова постучали. В комнату вошел гостиничный слуга.
— Ваше высокородие, — поклонился он, — внизу вас ожидает господин. Представился Мышляевым.
Мысли о светлом будущем и друзьях мгновенно улетучились, сметенные этим именем. Старые, кровавые долги, о которых я почти забыл в эйфории победы, напомнили о себе. Я понял, что есть еще одно дело, которое нужно закончить.
Глава 24
Глава 24
— Проси, — коротко бросил я слуге.
«Как легко меня можно найти, оказывается», — промелькнула мысль в голове.
Я внутренне приготовился к сложному разговору.
Это был совершенно другой Мышляев. Исчез и наглый бретер, и сломленный заложник из его собственной квартиры. Передо мной стоял гвардейский офицер, бледный, осунувшийся, но державшийся с последним отчаянным достоинством. Войдя, он остановился посреди комнаты, глядя на меня прямо, без страха, но как будто с какой-то потаенной тоской.
— Чем обязан, господин Мышляев? — любезным тоном спросил я, уже, впрочем, догадываясь, зачем он явился.
К чести ротмистра, он не стал ходить вокруг да около.
— Господин Тарановский. Я выполнил свою часть уговора. Барон д’Онкло мертв, — прямо и без эмоций, как офицер, докладывающий начальству о проведенной операции, сообщил он.
— Ну как же, весьма наслышан! — бодро отозвался я. — Очень, очень рад, что Фортуна повернулась к вам лицом, а к барону — кхм, другим местом!
— Но теперь у меня проблемы, — тем же глухим голосом продолжил ротмистр.
Я молча и внимательно слушал, не перебивая, лишь мысленно торопливо оценивая ситуацию.
— Дуэль, хоть и проведенная по всем правилам, вызвала чудовищный скандал из-за статуса покойного. Шеф полка, граф Крейц, как говорят, в бешенстве от произошедшего. Командир полка, полковник Стюрлер, со всей определенностью дал понять, что меня ждет изгнание со службы с позором. Для меня это конец, сударь!