Он был в таком экстазе, что, казалось, вот-вот взлетит. Дав ему выговориться, я дождался, когда Кокорев отправится распорядиться насчет праздничного ужина, и отвел Изю в сторону. Мой голос был тихим и твердым.
— Ты молодец, Изя. Ты был великолепен. А теперь слушай меня внимательно. «Ицхак Ротшильд» умер. Он сошел с парохода и растворился в кронштадтском тумане. Ты понял? Этот паспорт, — я кивнул на его саквояж, — должен быть сожжен сегодня же. В печке. Лично. И об этом имени ты должен забыть навсегда.
Восторг на лице Изи мгновенно сменился пониманием. Он посмотрел на меня, и в его хитрых глазах мелькнул испуг. Он, как никто другой, понимал, насколько опасную аферу мы провернули.
— Я… я понял, Курила, — кивнул он уже серьезно. — Жаль. Очень колоритный был господин этот Ротшильд.
Вечером мы ужинали в отдельном кабинете одного из самых фешенебельных ресторанов столицы. Победу нужно было отметить с размахом. Шампанское лилось рекой, на столе стояли стерлядь, икра и прочие деликатесы. Мы обсуждали детали аферы, смеялись над паникой на биржах и чувствовали себя настоящими хозяевами жизни, походя создавшими свою собственную финансовую империю.
А на следующее утро закипела работа!
Перво-наперво мы с Кокоревым приехали в особняк барона Штиглица. Нас приняли уже не как просителей, а как равных партнеров, победителей.
— Господа, я вас поздравляю, — произнес барон, пожимая нам руки. Его лицо, как всегда, было непроницаемо, но в глазах плясали довольные огоньки. — Блестящая операция! Теперь нужно ковать железо, пока горячо. Я считаю, необходимо немедленно инициировать экстренное собрание акционеров!
— Полностью согласен, — прогудел Кокорев. — Нужно вышвырнуть остатки этого французского сброда и поставить свое правление.
— Именно, — кивнул барон. — И в связи с этим, господин Тарановский, у меня к вам предложение. Учитывая вашу ключевую роль в этом деле, я хотел бы видеть вас в новом составе совета директоров, да и не я один. — И он покосился на Кокорева, который важно кивнул.
Я вежливо, но твердо отказался.
— Благодарю за высокое доверие, господин барон. Но мое место и мои главные интересы — в Сибири. Я промышленник, а не финансист. Уверен, господин Кокорев справится с управлением Обществом куда лучше меня.
Кокорев довольно крякнул. Роль публичного лидера ему явно нравилась.
— А что касается нашего партнерства, — продолжил я, — то я предпочел бы остаться на тех условиях, о которых мы договаривались. Мой опцион на выкуп акций на миллион рублей по минимальной цене остается в силе?
— Слово купеческое — тверже камня! — тут же подтвердил Кокорев. — Все будет, как договаривались, Антоныч! Не изволь беспокоиться!
— Вот и славно, — заключил я.
На этом и порешили. Кокорев объявил, что немедленно уезжает в Москву — агитировать купечество поддержать новое русское правление ГОРЖД. Штиглиц должен был обеспечить поддержку в Петербурге. А я… я наконец-то мог заняться своими делами.
Наступил штиль, и эта вынужденная праздность, затишье действовало на нервы хуже любой схватки. Я чувствовал себя сжатой пружиной, запертой в роскошной клетке гостиничного номера.
Но наконец в один из серых дождливых дней, когда Нева за окном казалась свинцовой, в мой номер доставили пакет с гербовой печатью графа Неклюдова. Руки слегка дрогнули, когда я ломал сургуч. Внутри на плотной, хрустящей бумаге лежал официальный указ: австрийский подданный Владислав Антонович Тарановский высочайшим соизволением принимался в подданство Российской Империи.
Я несколько раз перечитал сухие, витиеватые канцелярские строки. Свершилось. Внутри что-то оборвалось, и на смену многомесячному напряжению пришло огромное, почти физическое облегчение. Это была не просто бумага. Это был ключ к моему будущему. Ключ к моему сыну.
Не теряя ни дня, я вызвал поверенного, рекомендованного мне Штиглицем. Это был сухой, точный, как швейцарский хронометр, петербургский немец в безупречном сюртуке. Он выслушал меня, и его бесцветные глаза за стеклами пенсне на мгновение расширились, когда он оценил масштаб задач. Я дал ему три поручения. Первое — немедленно подать прошение на усыновление моего незаконнорожденного сына, находящегося в Тобольске. Второе — начать процедуру официальной регистрации акционерного общества «Сибирское Золото». И третье — оформить на мое имя покупку обширных земель по берегам Амура.