Двери здесь были закрыты, воздух — спертым, словно этаж не проветривали. Светильник над головой горел тускло, но бросал достаточно света, чтобы я могла пробраться и прислушаться к каждой двери. Ничего. Я продолжала двигаться, пока не услышала мычание, доносящееся из конца коридора. Подошла ближе, холодный пот выступил у меня на лбу.
Заставила себя пройти дальше в поисках Рене и ответов.
Последняя дверь слева была открыта. Я заглянула внутрь. Рене сидела в кресле-качалке и мычала что-то, занимаясь рукоделием. Седовласая женщина, миссис Вайнмонт, мирно спала.
Рене, должно быть, почувствовала меня, потому что мычание прекратилось, и она широко распахнула глаза.
— Стелла! — ее голос был резким шепотом.
Женщина бросила рукоделие и поспешила ко мне. Обняла меня, но я не вернула объятия: мои руки онемели.
— Почему ты не приходила ко мне? — спросила я.
— Я не могла оставить ее. Тебя не должно здесь быть. — Она попыталась вывести меня обратно в коридор и закрыть за собой дверь, но я пробилась мимо нее и вошла в комнату. Стены заполняли снимки. Так много фото Сина, Люция и Тедди — прекрасных мальчиков, которые превращались в юношей, пока изображения сменяли друг друга от одного угла до другого. Еще одно, более крупное фото висело над камином. Это была молодая женщина с волосами того же оттенка, что и мои, но глазами такими же голубыми, как у Люция.
— Кара? — прозвучал колючий незнакомый голос.
Я обернулась и увидела, что миссис Вайнмонт смотрит прямо на меня с открытым ртом.
— Кара, это ты?
Рене подошла к ней и схватила за руку.
— Нет, твоей сестры нет. Помнишь, дорогая?
— Но она… — миссис Вайнмонт указала на меня высохшей рукой.
— Нет, это Стелла, — голос Рене звучал с нежностью, как будто она разговаривала с ребенком. — Стелла. Помнишь?
— Стелла. — Глаза Ребекки немного прояснились, затем сузились. — Крестьянка?
— Ребекка, не сейчас.
— Нет, все в порядке, — я скрестила руки на груди и уставилась на Ребекку. — Ее отношение поможет.
— Мое отношение? — Пожилая женщина села в постели, знакомые глаза осмотрели меня с головы до ног. — Неудивительно, что у моего сына такие проблемы с тобой.
Ее голос был слабым, как сухой смятый лист, раздавленный сапогом.
— Проблем нет. Мне просто нужны ответы.
— Ну что ж, Стелла, позволь мне встать, налить тебе чаю и подать тебе булочки, пока я буду их давать, — хихикнула она.
Рене погладила ее по руке, но Ребекка отдернула ее.
— Уйди из моей комнаты. Вы оба проклятие. Одно за другим. Проклятие! — Она повторяла «проклятие», пока голос не затих, и она впилась в меня взглядом.
— Уйду, — сказала я. — И больше не побеспокою вас. Но сначала у меня будет несколько вопросов.
Рене подняла руку, словно отгоняя атакующего врага.
— Пожалуйста, Стелла. Не надо. Просто уходи. Умоляю тебя. Она не сможет пережить разговоры об этом.
— О Приобретении?
Ребекка вздрогнула от моего вопроса.
— Пусть она задаст свои вопросы. Посмотрим, понравятся ли ей ответы, — старуха улыбнулась, и я поняла, какой красивой женщиной она была. Но теперь стала ни чем иным, как разрушенной, наполненной призраками развалиной.
— Каково следующее испытание? — спросила я.
Она напела несколько тактов песни, которую я не узнала, и ответила:
— Весна — время для семьи.
— Что это значит?
— Я ответила на твой вопрос. Не моя вина, если ты недостаточно умна, чтобы понять его. Следующий. — Она протянула руку, словно звала меня к себе, и я заметила такие же шрамы на тыльной стороне ее ладони, которые видела на руке Синклера.
— Что это за шрамы? — указала я.
— Эти? — Она протянула руку, словно показывала мне обручальное кольцо, и захлопала темными ресницами. — Они появились в одну замечательную ночь в Бразилии. Тебе рассказать о них?
Рене побледнела, цвет с ее лица сошел в одно мгновение, когда она покачала головой.
— Пожалуйста, не делай этого, Ребекка. Пожалуйста.
— Ты когда-нибудь резалась листом сахарного тростника? — Ребекка впилась в меня взглядом, и я обнаружила, что подхожу ближе, пока не остановилась у изножья кровати.
— Нет.
— Это очень специфическая боль, понимаешь? — Она провела ногтем по линиям, восстанавливая боль, которая стала причиной появления шрамов. — Однажды я повезла моего старшего сына, Синклера, в Бразилию в короткий отпуск, — улыбнулась женщина. — Он смотрел, как я лишаю жизни человека. Я никогда никого не убивала. Но убила мистера Розé. Застрелила его. Знаешь, почему? — Она не позволила мне ответить. — Потому что он пытался запятнать мое имя, взять то, что принадлежало мне, — ее голос стал жестче. — Никто не отнимет у нас ничего. Не сейчас. Никогда впредь. Это мы имеем право отнимать.