Михаил Григорьевич, чего с ним никогда не бывало, закурил и закашлялся.
— И вот я, человек с высшим образованием, инженер одного из лучших в мире заводов, нахожусь под следствием, дал подписку о невыезде, и двадцатого числа этого месяца меня будут судить.
— Миша, я ровно ничего во всем этом бреде не понимаю.
— Будьте откровенны! — сверкнул глазами Муравейский. — Вы могли бы сказать: «не могу, не хочу и не стану понимать». Не так ли? Но у вас не хватает жестокости или смелости заявить мне это прямо. Искусством чтения мыслей на расстоянии я не владею. Но искусство чтения бумаг вверх ногами, как я однажды говорил вам, мне было доступно с детства… Что вы смотрите на меня, как кролик на удава? Я прочел содержание авторского свидетельства, лежащего перед вами на столе. А мой удел, как сказал поэт, катиться дальше вниз… Счастье есть ловкость ума и рук, а неловкие… Оказалось, что неловкий — это именно я.
Веснин отер пот со лба и положил тяжелый лабораторный дневник на письмо из Киева.
— Да, Володя, — продолжал Муравейский. — Я все вижу и все понимаю. Я вам абсолютно не нужен в данный момент. Но человек, попавший в беду, будь он даже семи пядей во лбу, никогда не устанет говорить о себе и о своем несчастье. И вот, вместо того чтобы кратко изложить суть дела, за которым я пришел сюда, мне неудержимо хочется во всех подробностях сообщить вам о том, как старший товаровед «Гастронома № 1» Степан Кондратьевич Старков, которого дамы всегда звали экзотическим именем — Стефан, составлял акты усушки и порчи нежных колбасных изделий и сыров, якобы вращавшихся на моей карусели. Не могу не рассказать вам, каким образом ему удалось представить дело так, будто я и есть самый главный виновник.
И Веснин вынужден был с начала и до конца выслушать историю о том, как хитроумный Степан Кондратьевич, по прозванию Стефан, пытался ввести в заблуждение Сельдерихина и ревизоров конторы «Главгастроном».
На знаменитой карусели, построенной Муравейским, вращались, само собой разумеется, только муляжи сыров и колбас, коробки со шпротами и та самая бутылка с пивом, которая послужила причиной разрыва дипломатических отношений между юным художником Васей Светлицким и «Гастрономом № 1».
«А что было бы, если бы мы поместили на карусель некоторые сорта сочных продуктов?» — совершенно невзначай, так, между прочим, после обильного ужина с возлияниями спросил Стефан Муравейского.
Михаил Григорьевич подхватил мысль на лету и развил ее. Он дал техническое обоснование смутным намекам старшего товароведа.
«Вращение карусели, — сказал Муравейский, — вызывает усиленную циркуляцию воздуха и, следовательно, повышенную отдачу влаги продуктами и резкое уменьшение их веса».
Оперируя этим научным заключением, Стефан произвел списание какого-то астрономического количества продуктов. Возвратившийся вскоре из отпуска Сельдерихин не пожелал с этим согласиться. Была назначена ревизия. Проблемой усыхания продуктов на каруселях занялась городская прокуратура. Стефан был заключен в тюрьму. Муравейский вызывался к следователю. Сначала в качестве только свидетеля. Затем бухгалтеры подняли все счета. Разговоры стали крайне неприятными. Михаилу Григорьевичу делали очные ставки со Старковым.
— И этот человек, с которым мы говорили о таких материях, как проблема угасания солнца, заявил следователю, что всецело подпал под мое тлетворное влияние, поверил мне слепо и, не проверив, просто списал продукты согласно моим математическим вычислениям! И это в то время, когда он купил рояль и сшил жене каракулевое манто! А я почти ничем не пользовался.
— Почти! — сказал Веснин. Муравейский весь подобрался, подтянулся:
— Что было, Володя, то было. И я, так сказать, готов к ответу, но мама этого не перенесет.
Веснин на миг закрыл глаза.
— На этот раз я имею в виду мою мать! — Муравейский сверкнул зубами. — Я, Володя, все-таки не был в ту девушку настолько влюблен, чтобы дать себя оженить. Я подарил ее маме чудо-печку просто так, из галантности.
— Миша, право…
— Знаю, знаю! Вам сегодня, как вчера, как завтра, — некогда. Но я к вам по очень коротенькому делу: не сможете ли вы попросить для меня у Жукова характеристику? Он вас уважает.