– Дырки в стене. Нехорошо. Твой приятель решил не оставлять после себя ни юаня. Всего его барахла не хватит, чтобы покрыть тут ремонт, – он выдул струйку себе за ворот и кивнул вопросительно. – Я еще о чем-то знать должен? Какие-нибудь вещички, ценности? Может он что-нибудь у тебя оставил? Или еще где-то? – Он потер ладонью щетину на остром подбородке. Она росла неравномерно и на белом следе от ожога зияло лысое пятно. – Чего молчишь?
Я мотнул головой.
– Ясно. Паршиво, – он перевел взгляд на полупустой бар, пожевал губу. – Твой приятель не так прост. Я думал, что просто турист из тех, кто ищет дешевых приключений за большие деньги у нас в Сиболии вроде «крикеров» и косплейных девочек по вызову. Но оказалось, что у него богатая биография. Ты хоть сам знаешь, чем занимался твой друг?
– Нет, – бросил я и принялся аккуратно отцеплять от стены газетные вырезки.
– Вот и хорошо. Лучше не знать, – он провел ладонью по стене. – Знаешь почему он жил в гостинице? Ребята говорят, что у него не было денег на социальную подписку, вот и снял номер в отеле. А я так не думаю. Для начала – номер то не из дешевых, хотя и халтура полная, для туристов с запада. Ну да и Моно тоже был вроде из этих, – комиссар фыркнул, – чужаков. И потом, я проверил его счета. Тот, с которого он номер оплатил и еще один, привязанный к его телефону. Мне бы хоть чуточку с того, что я там нашел, так я не отказался бы побыть немного покойником. Он мог купить и этот номер, и этот отель, и корейский ресторанчик напротив в придачу. А что все это значит?
Комиссар замолчал и бросил в рот очередную пастилку. Задумчиво разжевал ее и снова сунул в зубы фильтр.
– Вот и я не знаю. Честный человек не снимает номер. Честный человек берет недельную подписку подороже и получает квартиру в центре с видом на Ангару, доступ в ресторан и к сотне приличных телеканалов. Номер снимает тот, кто не хочет зарегистрированной квартиры, посторонних глаз и носов. Я верно говорю?
– Я не знаю, – отмахнулся я. Комиссар начинал утомлять. Я был почти уверен, что он протрезвел только на четверть. Щетина и отголоски ночи прибавляли к его неполным тридцати пяти еще как минимум пару десятков лет.
– Думаешь это убийство, да? – он шумно втянул носов воздух, словно пробуя его на вкус как змея. – Так вот, забудь про это. Тут камер нет, но есть микрофоны и в них только тишина, а потом звон стекла. Камеры висят в коридоре. Никто не заходил и не выходил отсюда. Что бы не скрывал Моно, он это унес с собой и сделал это совершенно самостоятельно. Вот такие дела, упаковщик.
Комиссар курил, что-то бормотал себе под нос и уже не обращал на меня внимания. Ментоловый дым тонкой пленкой стелился в воздухе, как смог по утрам над Яндашем. Неподвижная девушка все так же вглядывалась в пустой угол и не сдвинулась ни на фэнь[6], кода я пытался протиснуться между ее ногами и баром. Ни холод, ни дым ее нисколько не волновали.
– Прошу прощения.
Она снова не ответила. Я было решил, что это одна из тех натуральных силиконовых кукол, которые можно раздобыть из Поднебесной за немалые деньги. Хотя, конечно, пусть Марсель и был странным человеком, но это и для него уже слишком. Только едва заметное ровное дыхание выдавало, что девушка была все же жива. Жива и безвольна. Не иначе как под чем-то сильным, но это уже не моя забота.
– Она не ответит, – сипло заметил комиссар, бросил непогашенный окурок на пол и тот противно зашипел в луже. – У твоего мертвого друга были странности, о которых лучше бы ничего не говорить. Хотя эти все равно растрясут на весь город, – он кивнул в сторону городовых, с усмешкой поглядывающих в мою сторону.
– Когда вы заберете ее? – спросил я. – Мне бы закончить в течение часа.
– Мы ее не заберем, – комиссар широким шагом подошел к девушке, поводил перед ее глазами ладонью, пощелкал короткими пальцами. – Видишь? Я могу отрезать ей ухо, но ничего не произойдет. Это не совсем человек. Это лань, – он усмехнулся. – Соображаешь, что к чему? И если еще раз заикнешься о том, что твой разлюбезный господин Моно был уважаемым серьезным человеком, я нацеплю на тебя очки и впечатаю их тебе в глазницы. Оба стекла одним ударом. Понял?
Но я не слушал. Я смотрел на лань. До этого момента я думал, что все это слухи. А если и не слухи, то что-то все равно имеющее мало общего с правдой. Это не силиконовая игрушка из-за близкой границы, это тело, в пустой голове которого ни одной осознанной мысли. О законности таких вот штук я не знал ничего, но что-то подсказывало, что раздобыть их возможно и явно не на Taobao, но в переходах закрытых станций метро в Старом городе, где шайки господина Вана делят бизнес с не менее ушлыми дельцами в погонах – на черном рынке, который в Яндаше называли Агатовым. И назначение у них было вполне понятное – живые теплые девушки с гладкой кожей и пустыми глазами, в глубине которых ни единой мысли.