Берегине, берегине!
Як побачу, серце гине!
Его жупан, который она носила, набросив на плечи, соскользнул на траву.
А берегиня подалась всем телом к Андрию, и он, тонущий, целовал ее прохладные губы, лицо, шею, груди ее… — целовал и тонул.
«…ни одна шуба не поможет согреться, и ни один костер не опалит меня. Только одно… но ты… нет, неважно».
Утром она ушла — тихо, чтобы не будить Андрия, поднялась с земли и на прощание нежно поцеловала его.
И губы ее были теплыми, как первый луч восходящего солнца.
* * *
— Вот она, Горынь, — сказал Андрий, рукою показывая на узкую ленту реки, появившуюся вдали. — Видишь?
Мыколка кивнул. После той ночи на кургане он вообще стал молчаливым, задумчивым. И только иногда шептал что-то про себя — кажется, изо всех сил старался не забыть сон, который наслала на него его мама.
Почти без удивления Андрий обнаружил, что для него та ночь тоже стала особенной, а порцеляновая берегиня, имени которой он так и не спросил, настолько отличная от прежних его женщин, и память по себе оставила непривычно стойкую, мучительную. Андрий знал, что берегиня ушла навсегда, что никогда больше им уже не встретиться здесь, а за окоемом… — бог весть, что там, за ним! — знал, но все чудилась она ему в трепетанье листвы, в солнечных бликах на воде, в шорохе трав…
Надеялся, что полегчает, когда, исполнив зарок, он вернется наконец в Явь; надеялся… а может, боялся?..
Зато сны с тех пор снились ему красочные и спокойные. Никаких больше камней на курганах или его извечных ужасов с Господним шляхом и распаденьем на сотни частей — просто сны, какие, наверное, случаются у обычных людей.
Иногда он даже летал — и это было гораздо приятнее, чем наяву, когда перекидываешься в ворона или орла.
Жаль, она к нему не приходила никогда, даже в снах, хотя Андрий не сомневался, что это ее рук дело.
…Иногда, просыпаясь, он плакал, но грусть была светлой, как и она сама.
Сейчас, при взгляде на то, что творилось на реке, душа Ярчука тоже рыдала и рвалась на клочья.
Горынь кипела. Ее воды кишели созданьями, один вид которых человека, менее привычного к химериям, навсегда сделал бы заикой. Рыбораки, псоглавцы с бахромчатыми плавниками вместо ушей, рогатые лягушки, мычаньем своим оглашавшие берега по обе стороны реки; пернатые птицезмеи и люди, у которых глаза были на месте рта, а рог шевелил толстенными губами на лбу; шуликуны и ичитики всех мастей…
— Что это? — прошептал Мыколка.
— Так, нечисть балует… — деланно беспечно молвил Андрий. Ни к чему малому знать, что перед ними — последние узники Хозяйки, которые хоть и свободны теперь, но беспомощны перед такою свободою. Пройдет несколько лет — и последние из них сгинут без следа, не зря же в народе празднуются все эти проводы русалок и похороны давно померших предков. Несколько лет… но Андрий не мог ждать и недели, а переправляться через реку вплавь не рискнул бы. Неупокоенные души, выплавленные в котле Хозяйки в чудищ невообразимых, и вели себя соответственно. Хорошо хоть, на берег не могли выбраться.
— Что ж, — решил Андрий, — поищем мост.
Чуть было не добавил: «как твоя мама нам присоветовала», — да вовремя прикусил язык.
Почти до самых сумерек они ехали вдоль берега, но не обнаружили ничего даже похожего на мост или брод. И это, признаться, вызывало у Андрия легкое беспокойство. Если придется объезжать Горынь до самого ее истока, они потеряют уйму времени.
Увы, с этим пока они ничего не могли поделать. Потому-то решили устраиваться на ночлег, а утром уж Андрий поразмыслит, как быть. В крайнем случае поищет подходящий Родник — да поедут себе через Явь. А Кысым — что ж, что Кысым? Может, он после смерти Хозяйки оставит их в покое.
Перекусив, чем Бог послал, они улеглись спать под несмолкаемые вой и стоны речных страшилищ.
* * *
— Дядьку! — Мыколка восхищенно тряс Андрия за плечо. — Дядьку, гляньте!
Тот привстал и посмотрел, куда указывал хлопчик.
— Видите? Серебристая Лисица, прямо как в сказке!
О да, Андрий действительно видел! К их берегу приближался плот, которым управляла, встав на задние лапы и удерживая в передних шест, Лисица, Серебристая Лисица.
Из сказки, которую Андрий когда-то придумал, чтобы Мыколка поскорее заснул.
Вокруг плота волны, кишевшие неприкаянными душами, расступались сами, и ни одно из чудовищ не осмеливалось напасть на Лисицу.
— Собирайся, — отрывисто велел Андрий хлопцу. — Может, сговоримся с ней — да и как-нибудь переправимся на тот берег.
Плот тем временем подплыл поближе, и теперь Ярчук пригляделся к Лисице внимательнее. Стоя на задних лапах, она была росту человечьего да и вела себя не по-звериному, хотя что-то такое нет-нет, а и проблескивало в ее взгляде. Шерсть ее действительно была серебристого цвета, хвост — золотистого, глаза же — черные, словно уголья давно погасшего костра. Лисица на удивление сноровисто управлялась с плотом, который, кстати сказать, был несколько необычной формы: овальный, с выпуклой поверхностью, так что даже странно, как Лисице удавалось держаться на нем.
— Эй, красавица, — негромко позвал Андрий. — Не перевезешь ли на тот берег? А то, сама видишь, ни моста поблизости, ни брода, а вплавь что-то не хочется…
Лисица усмехнулась, хвастаясь острыми белыми зубами, каждый размером с добрячий нож или иглу.
— Могу и перевезти. Только сперва поклянитесь, что не обнажите против меня оружия, ни холодного, ни огневого.
— А ты — поклянешься ли в том же? И в том, что не сбросишь нас в воду?
Лисица проглотила усмешку, хотя Андрию показалось, глаза ее по-прежнему насмехались.
— Ты первый попросил об услуге, я не навязывалась. Но твой вопрос справедлив. Я клянусь, что не обнажу против вас ни холодного, ни огневого оружия и что не стану пытаться сбросить вас в воду.
— Я клянусь в том же, — ответил Ярчук.
— Тогда милости прошу. Места всем хватит, даже коню. Но держитесь покрепче и велите ему, чтоб стоял смирно. Если кто упадет в реку, его уже будет не спасти.
Это Андрий с Мыколкой понимали и сами. Поэтому первым на плот взошел Ярчук, ведя в поводу Орлика, а потом уж забрался Мыколка. Вещи свои они успели уложить в седельные мешки, сундучок же, как обычно, Андрий устроил на перевязи за спиною. Казалось, тот тяжелел с каждым днем и из-за раненого плеча доставлял Ярчуку много неудобства.
— Готовы? — спросила Лисица — и, не дожидаясь ответа, оттолкнулась шестом от берега.
Плот медленно поплыл по реке. Чудища, увидев, услыхав, учуяв (кто — чем) живых, засуетились. Некоторые осмелели настолько, что начали нападать на плот, а кое-кому даже удавалось забросить сюда свои щупальца или лапы; Андрий обрубал их саблей. Серебряная Лисица одобрительно кивала, мол, продолжай в том же духе, а сама сосредоточенно правила.
Нагруженный, тот двигался медленнее, к тому же мешала непрерывная атака речных чудищ. Андрию приходилось все сложнее: измененные Ягой неупокоенные души словно взбесились от близости живых и бросались на плот непрестанно. Ярчук орудовал саблей без роздыху — и потому не сразу заметил, что плот остановился. Сперва Андрий решил: какой-нибудь рыборак перекусил шест своими клешнями.
Оказалось, нет.
Шест был цел, просто Лисица вынула его из воды и задумчиво разглядывала.
— В чем дело? — спросил Андрий.
— Да я вот тут кое-что вспомнила, — во весь свой многозубый рот ухмыльнулась она. — Где ж это видано, чтобы бесплатно перевозить? Тем более по такой реке?
— Что ж ты раньше молчала?
— Запамятовала, — развела лапами Лисица. — Ну так как, платить будете или назад везти?
Андрий со значением посмотрел на свою саблю, выпачканную в склизкой крови речных чудищ.