Галина Адаменко, работавшая в Чечено-Ингушской филармонии, прекрасно знала Махмуда. Случалось, подолгу жила у него на квартире в Москве, в особенности в начале девяностых, когда он жил на Пресненском Валу.
Тогда случилась у нее страшная беда — погиб взрослый уже сын Сережа. Похоронен он был на Николо-Архангельском кладбище. Несчастная мать каждый свободный день приходила на могилку сына. Потом случился перерыв, и когда через год она пришла снова, то вместо стройной пушистой елочки, что росла возле могилы, увидела безобразный пенек…
Об этом своем горе она рассказала Махмуду.
Он даже лицо руками закрыл, до того расстроился.
Долго молчал, потом сказал:
— Тот, кто это сделал, скоро умрет. Ты об этом узнаешь.
И вот через несколько дней Галина Адаменко слышит, что у костюмера Большого театра погиб брат. Перед Новым годом он был на Николо-Архангельском кладбище и, словно бы черт дернул его, срубил там росшую на могиле елку, спрятал в машину и поехал домой. Мчался, словно за ним гнались. И не заметил припаркованный возле тротуара каток…
— Нет, я этому человеку плохого не желал, — сказал Махмуд. — Просто то, что он сделал, в жизни не прощается. Никому и никогда.
В статье «И пленник, и волшебник» журналист Альберт Плутник рассказал такой случай: «Однажды Махмуд получил письмо от незнакомого человека, в котором ему понравилось начало: «Я давно жду встречи с вами, но всё не осмеливался напомнить вам о своем ожидании»…
Писал Мамат Шамсаев из небольшого горного аула. Письмо было наполнено тоской и тревогой. Наскоро собравшись, как на срочный концерт, Махмуд поехал в аул к Шамсаеву.
В доме на кровати лежал юноша. Комната была почти пуста. Из мебели лишь этажерка, заваленная книгами. Книги лежали и на полу — жертвы «перенаселения». Десять лет юноша был неподвижен. Стал инвалидом, спасая другого человека, соседа. Прошло время, и эту саклю, обитель горя и доблести, аул позабыл…
Эсамбаев вышел на улицу. Люди сгрудились вокруг его «Волги». Махмуд шел к машине мимо улыбок, мимо рук, благодарно лежащих на сердце в знак высшего почитания.
«Наш сын! Гордость нашей земли!» — слышал он.
Всеобщая любовь гостеприимно расставляла свои сети.
«Вы все сегодня огорчили меня», — сказал Махмуд и уехал.
В этом ауле обидели его искусство.
«Красота должна пробуждать в человеке добро» — вот чего всегда добивался Махмуд Эсамбаев своим танцем…
Вечером к дому Шамсаевых снова подъехала машина. Внесли большой цветной телевизор — подарок Эсамбаева.
В этот же вечер Мамат увидел на экране телевизора своего нового друга.
«Я танцевал для тебя, Мамат», — услышал он голос Эсамбаева, когда концерт окончился…
Твердые принципы, способность не размягчаться в лучах славы, трогательная способность откликаться на человеческую беду — всё это доказательства силы, свидетельство чудесной отзывчивости характера. Но о способности творить чудеса это не говорит. Мысль о «всемогуществе» повисает в воздухе. Не хватает настоящего чуда, совершенного по мановению великого танцора и его танца».
Но были и настоящие чудеса. Одно из них широко известно и даже описано в газетах и журналах.
Это случилось в Херсоне в 1964 году. Эсамбаев тогда встречался со студентами культпросветучилища. Рассказывал о своей работе и о себе.
Один из ребят невольно обратил на себя внимание Махмуда какими-то однообразными, как бы автоматическими движениями: постоянно вскидывал голову, быстро писал и снова как-то особенно всматривался в лицо Махмуда, словно бы следя за движениями его губ…
Вот как рассказывал об этом случае сам Махмуд: «…Юноша буквально каждое мое слово заносил в блокнот. Движения его были настолько однообразны, что раздражали меня и мешали говорить. Я только и видел, как мечется то вверх, то вниз его голова. В конце концов я сказал: «Дорогие мои, теперь задавайте мне вопросы». Тот юноша встал и подал мне тетрадку. Это был слишком большой вопрос — он занял почти всю тетрадь. Я сказал ему: «Лучше спроси меня, слишком долго читать твой вопрос». Он быстро завертел головой, как бы ища поддержки. И мне объяснили, что он немой, потерял речь. Так состоялось мое знакомство с Анатолием Барыгиным.
Меня опечалило то, что я невольно обидел этого человека. Оправдываясь, я пригласил его на концерт. Я знал, что он любит искусство, хочет танцевать.
В зале он сидел счастливый, у него светились глаза. Я танцевал для него в тот вечер…
И вот закончился концерт (как обычно, колдовским бразильским танцем «Макумба»). Мне преподносили фарфоровые фигурки, читали стихи. Когда я стал благодарить моих зрителей, раздался душераздирающий крик. Я подумал, что кто-то хулиганит, очень обиделся, подошел ближе к микрофону, сказал, что, вероятно, меня плохо слышно, я буду говорить громче. В это время занавес за моей спиной закрывался, но я успел заметить, что на сцену на руках несли какого-то паренька. Я извинился перед зрителями и пошел к нему. Сообща мы привели его в чувство. Он стал говорить. Первые слова его были: «Махмуд, голос!» Анатолий Барыгин заговорил!!!»
«Макумба» — своеобразный танец, очень сложный не только для исполнителя, но и для нас, зрителей. С первой минуты он захватывает так, что доводит до исступления стремительными движениями, необычным ритмом, какими-то дикими возгласами, душераздирающими криками, световыми эффектами, нечеловеческой музыкой. Костюм исполнителя — из шкуры леопарда, огромная шапка — из кожи анаконды, поразительная маска-грим. Танец никого не может оставить равнодушным. С этим номером Махмуд всегда выходил в финале концерта. После этого танца ни один номер не воспринимался бы, настолько сильно его воздействие на зрителей.
Бразильцы говорят, что «Макумба» приносит счастье. Трудно говорить за других, но то, что танец сделал счастливым немого юношу Анатолия Барыгина, — точно.
А вот как вспоминает историю Анатолия Барыгина еще один свидетель — писатель Руслан Нашхоев: «Танец «Макумба» начался. Всё порывистей, быстрей становятся движения, жесты, всё труднее уследить за их молниеносной стремительностью. Борьба всё нарастает, ритм убыстряется. Нервное напряжение таково, что оно, как раскаленная магма, выливается в зал. Хочется закрыть уши, глаза и крикнуть: «Не убивай себя, хватит!» А «Макумба» всё набирает темп. Уже захватывает дыхание, сохнут губы. Колдун чудовищно вращает головой из стороны в сторону, бешено мечется. И вдруг, издав дикий крик, он замертво падает, унося с собой злых духов.
Стояла абсолютная тишина, будто зал был пуст. И тут с верхнего яруса раздался крик: «Махмуд! Голос!» Это кричал Анатолий Барыгин. Пережив сильное потрясение, он обрел голос. Он тут же потерял сознание и упал. Когда юноша очнулся, он быстро заговорил, смешивая слова со слезами.
Сообщение об этом чудесном исцелении облетело всю нашу страну. «Разве это не божественное чудо, не проявление воли Всевышнего?» — говорили люди».
Вот что поведал сам Анатолий Барыгин: «Танец «Макумба» буквально поразил меня своей пластичностью, выразительностью и величайшей эмоциональной силой. Не знаю, как это случилось, но неожиданно я почувствовал, что вновь могу говорить. Сначала попробовал сказать несколько слов шепотом. Вышло. Еще не веря в свое исцеление, я закричал на весь зал. Почувствовал страшную головную боль и потерял сознание».
«Толя Барыгин, — комментировал случившееся врач-психиатр И. Я. Завилянский, — не испытывал какого-либо вредного физического воздействия, а лишь пережил сильное нервное потрясение. Выздоровление наступило так же неожиданно, как и возникло заболевание. Исцелил юношу не врач, а артист. Произошло нечто вроде «чудесного» исцеления. И в возникновении невроза у Барыгина, и в исцелении его сыграли роль эмоции. Сначала это была эмоция страха, а потом упоение искусством великого мастера танца.
Пусть говорят, что чудес не бывает, но вряд ли кто-нибудь станет отрицать великую чудодейственную силу настоящего высокого искусства. Именно таким искусством владеет великий танцор Махмуд Эсамбаев».