Выбрать главу

Махмуда Эсамбаева можно назвать коллекционером особого рода — он собирает танцы народов мира. Благодаря искусству Эсамбаева тысячи людей познакомились с древними ритуальными, обрядовыми и современными танцами. В обработке этого выдающегося мастера каждый из них становится легендой или поэмой, новеллой или живой юмористической картинкой.

Необычайно широк творческий диапазон Эсамбаева. Достаточно сравнить ритуальный танец «Павлин» и пантомиму «Портняжка». Царственный инка, — словно оживший рисунок художника таинственной древней цивилизации и смешной подмастерье, мечтающий о славе великого портного, — всё это удивительный неповторимый Эсамбаев, счастливо сочетающий в себе талант танцовщика и драматического актера.

Махмуду Эсамбаеву присвоено высокое звание народного артиста СССР. Его искусству восторженно аплодируют советские и зарубежные зрители. О нем сняты документальные фильмы и написаны книги. Все, о чем может мечтать артист, — слава и признание, — пришло к нему. Но он считает, что им сделано еще далеко не всё, что главные работы — еще впереди.

— Я помню, — говорит Эсамбаев, как Галина Уланова сказала мне: «А я ведь, Махмуд, не успела сделать всего, что хотела». Удивительно было слышать такое от Улановой — человека, вписавшего бессмертные страницы в историю балета. Но художник только тогда имеет право именоваться художником, когда он в постоянной неудовлетворенности собой, в постоянном поиске.

— Ваши ближайшие творческие планы? — спрашиваю я у Эсамбаева. — Впрочем, с таким же успехом можно спросить об отдаленных планах. Когда видишь Вас на сцене, веришь, что Ваше искусство, как и искусство танца — вечно…

— О вечности не знаю, — улыбается Эсамбаев, — а вот лет двадцать хотелось бы иметь в запасе. Но если говорить совсем серьезно, то планы есть. Хочу показать зрителям «Сказки тысячи и одной ночи». Я исполнитель сказочно романтического плана. Но в сказке вижу правду. Убежден, что если человек не любит сказку, он не может быть ни мудрым, ни добрым. А я хочу видеть людей мудрыми и добрыми.

Танцует Махмуд Эсамбаев. Его герои — смелый благородный горец, презревший законы кровной мести, изысканный испанский тореадор, индийский «Золотой бог», подаривший людям полноводные реки, бразильский колдун, ценой жизни спасающий своих соплеменников от злого духа… Великое искусство танца — редкостный исключительный талант. Эсамбаев помогает нам постигать величие жизни, красоту человеческих чувств».

* * *

В 1958 году Эсамбаеву было присвоено звание народного артиста Чечено-Ингушской автономной республики.

Отмечая это событие, корреспондент венесуэльской газеты «Унивсрсаль» Исраэль Пенья (Махмуд в это время был на гастролях в Южной Америке) писал: «Среди артистов — исполнителей народных танцев привлекает наше внимание Махмуд Алисултанович Эсамбаев. От этого имени веет тем же сладким восточным ароматом, что и от имен арабских принцев из сказок «Тысячи и одной ночи». Видя это имя в сочетании со званием народного артиста, мы укрепляемся в надежде увидеть искусство, которое нас приблизит к жизни напряженной, полной изумительных свершений во имя непобедимого братства всех народов земли…»

Прошло не так много времени, и Махмуд Эсамбаев стал народным артистом шести республик — РСФСР, Киргизской ССР, Мечено-Ингушской, Дагестанской, Кабардино-Балкарской и Северо-Осетинской автономных республик.

Впереди у него было самое высокое звание народного артиста СССР.

Вспоминает народный артист СССР В. М. Зельдин:

«Если есть на свете волшебство, то это волшебство существовало в мире танца Махмуда Эсамбаева. Как я уже рассказывал, первая наша встреча произошла много лет назад, во время съемок фильма «Свинарка и пастух», но это было просто знакомство. Он снимался тогда в массовке, видимо, ему нужно было как-то зарабатывать деньги, и я даже подозревать не мог, что в будущем это будет такая звезда!

После той первой встречи мы расстались надолго. А настоящая дружба наша началась уже после того, когда я увидел его танцующим в зале имени П. И. Чайковского.

У меня в то время был спектакль «Учитель танцев», я играл в нем главную роль и много танцевал. Потому живо интересовался всем, что имело отношение к танцу и сценическому движению.

Проходя мимо зала Чайковского, я увидел афишу, на которой был изображен Махмуд Эсамбаев. Это были первые его сольные выступления в Москве. Не знаю уж почему, но я как-то сразу понял, что этот концерт мне нужен.

Мало сказать, что я был восхищен, поражен — впечатление было ошеломляющим! Это не просто великолепный танец, танцевать и даже очень хорошо могут многие, это была драматургия. Полностью завершенный мини-спектакль, в котором существовали все необходимые элементы драматургии — завязка, развитие действия и неожиданная развязка, и все это правдиво, естественно, без малейших признаков наигранности. Здесь зритель смеялся, грустил, замирал в тревожном ожидании и радовался победе добра и красоты.

Мне стало понятно, что я вижу незаурядное явление. Оказывается, многие люди уже давно это поняли, потому что в немаленьком зале имени П. И. Чайковского был редкостный преаншлаг, люди стояли даже в проходах. С тех пор я старался, будучи в Москве, концертов Махмуда Эсамбаева не пропускать. Тут был не только зрительский, но и профессиональный интерес. Мне, как драматическому актеру, хотелось понять силу его артистического воздействия. Я видел, что он ведет свои мини-спектакли не только как мастер танца, но и как исключительно одаренный и оригинальный актер. Все его жесты, мимика, даже неуловимое, казалось бы, движение глаз работали на главную цель — создание живого яркого образа. Он был, безусловно, король танца, но мне, профессионалу, было особенно интересно видеть, как чисто актерски он в этом своем танце существовал. Ну, а тут недостаточно просто смотреть, и мне очень захотелось с ним поговорить, пообщаться, понять, откуда берется этот поразительный талант.

Получилось так, что однажды я не смог достать билет на его представление и пошел к нему за кулисы, чтобы попросить коллегу о помощи — а он, оказывается, тоже знал меня как актера. Махмуд тут же раздобыл мне место. С первой же встречи мы почувствовали интерес друг к другу и подружились. Да и трудно с таким не подружиться. Это был человек поразительного обаяния, открытый и душевно щедрый. Он, как магнит, притягивал к себе людей.

Вот только один случай. Мы как-то оказались на гастролях в городе Сочи. Наша труппа давала спектакли в местном театре, а Махмуд выступал на открытой эстраде. Жили мы в одной гостинице «Приморская».

Вечером выступали, а днем проходили на пляж, общались, купались в море и грелись на солнышке.

В это же время в Сочи проходил кинофестиваль, и потому здесь были известные режиссеры, в данном случае Марк Донской, замечательная актриса Лида Смирнова и много других. Утром все они высыпали на пляж возле гостиницы. И вот в один из дней Махмуд всех удивил. Устроил шашлык — праздничный завтрак, прямо на пляже.

Мясо и всё необходимое он закупил сам. Ночью отмачивал в маринаде, а утром приготовил всё на мангале, который одолжил у продавца, работавшего в палатке поблизости.

Скажу прямо, такого вкусного шашлыка я до этого никогда в жизни не пробовал. Потом-то я к этому привык, Махмуд очень любил устраивать такие неожиданные праздники. Делал он это столь же виртуозно и артистически, как и танцевал.

Но сейчас речь не о том.

Он стоял у мангала, угощая всех, кто был в тот день на пляже, и артистов, и режиссеров, и простых отдыхающих, не делая между ними никакой разницы. В это время к нему подошел молодой мужчина, явно кавказец по наружности, и с серьезным озабоченным видом о чем-то с ним заговорил. Махмуд тут же залез в свою спортивную сумку, лежавшую возле мангала, достал оттуда портмоне и дал этому человеку несколько крупных купюр. Довольно большую сумму. Кавказец поблагодарил и ушел.

Я был рядом и спросил, мол, наверное, это родственник, если ты ему так просто даешь крупную сумму.

— Нет, — ответил Махмуд, — я его впервые вижу.

— Как же так! А если он тебе этих денег не вернет?!