Вот она, полностью сформированная в тончайших оттенках картина начала танца. Великая, холодная, не пробуждающая радости красота…
Махмуд не раз и не два начинал искать начальные па этого сложнейшего танца. Некоторые эскизы казались ему удачными, но не имели продолжения. Общий рисунок танца так и не проявлялся.
И опять же это точнее всего можно сравнить со стихами. Первые строки появились, первая рифма тоже, и она звучит и манит, но если в других стихах этого достаточно, чтобы все остальное открылось и легло на бумагу, то здесь, в этой большой балетной поэме, первые рифмы почему-то не влекли за собой новых. Красивое и мощное начало так и оставалось только запевом.
Существовала, определенно существовала какая-то мистическая загадка в этом персонаже и в самом замысле. Махмуд это остро чувствовал.
Конечно, он мог бы обратиться к кому-то из балетмейстеров, например, к своему старому товарищу Льву Михайловичу Крамаревскому, к Ивану Кирилловичу Ковтунову или к той же Грязновой, которая недавно так ярко и так ново поставила ему испанский танец с кастаньетами. Но Махмуд привык работать с балетмейстерами только тогда, когда танец вчерне уже существовал в его голове. Конечно, эти замечательные профессионалы могут самостоятельно поставить ему поэму о Демоне, но тогда это будет уже не его танец…
Может быть, беда в том, что он все время отвлекался и потому так и не смог сосредоточиться на одном. Действительно, за это время он сделал немало новых танцев и некоторыми был очень доволен. Например, очень неплохо получился «Танец огня» на музыку испанского композитора Мануэля де Фалья. Здесь человек как бы соревнуется с огнем. Тело его трепещет и летит, как невесомые языки пламени. Но это не игра, это борьба человека и неукротимой огненной стихии. Битва, в которой побеждает все-таки не стихия, а человек.
Состоялся, наконец, русский танец, который так долго не давался ему.
Для успеха, оказывается, нужен был особенный костюм. Русский по всем традициям и характеру, но в то же время особенный, подходящий именно для Махмуда. Настоящего русского танца не было до тех пор, пока не появились у него два товарища, два художника из Палеха — Калерия и Борис Кукулиевы. Это были его давние верные поклонники, но познакомились они лично совсем недавно. Знакомство это принесло Махмуду долгожданный танец.
Что может быть выше такой награды?!
Костюм, сшитый по эскизам супругов Кукулиевых, — сам по себе произведение искусства. Впервые в артистической практике Махмуда Эсамбаева танец рождался не из движения, которое было уже давно найдено и отработано, а от костюма. Оригинальный костюм позволил Махмуду вполне выразить и себя, и русскую тему в этой яркой огненной пляске.
Это была большая удача, и под замечательное настроение Махмуд начал работать над Демоном. Что-то вроде бы начало получаться… и вполне может быть, что именно тогда танец бы родился… но опять отвлекли гастроли. Замечательная поездка, от которой он, азартный путешественник в душе, не мог отказаться. Это была большая поездка в Монголию, страну, которая Махмуда очень интересовала.
Правительственную телеграмму с приглашением посетить Монгольскую Народную Республику для участия в торжествах, посвященных 56-летней годовщине народной революции, Махмуд получил на Кавказе, где участвовал в гастрольной поездке. Уже 8 июля 1977 года он вылетел из Москвы в столицу Монголии Улан-Батор.
Попал, как говорится, с корабля на бал.
Прямо с самолета, едва успев переодеться, Махмуд оказался на премьере балетного спектакля «Испанские миниатюры», поставленного балетмейстером из Белоруссии Херардо Виано де Гомес Фонсеа.
В большом зале монгольского Государственного театра оперы и балета не было ни одного свободного места. В правительственной ложе сидели члены Политбюро ЦК МНРП, во главе с первым секретарем, председателем Великого народного хурала Юмжагийном Цеденбалом. Рядом сидела его жена Анастасия Цеденбал-Филатова. Уже на другой день Махмуд был принят главой государства и у них состоялся заинтересованный разговор о развитии монгольского оперного и балетного искусства.
Махмуд выразил искреннее восхищение спектаклем и сказал, что его любимые испанские танцы поставлены балетмейстером Фонсеа безупречно.
— За это нужно благодарить также хореографические училища Москвы и Ленинграда, которые дали монгольским танцовщикам и балеринам великолепную подготовку, — с большим пониманием дела заметила Анастасия Ивановна. Махмуд не мог не согласиться с этим.
Юмжагийн Цеденбал на хорошем русском языке расспросил о планах Махмуда и выразил надежду, что знаменитый советский артист сможет побыть в республике достаточно долго, чтобы его увидели не только жители больших городов, но и работники промышленных предприятий, и сельские жители, которых в Монголии очень много. Махмуд ответил, что давно интересуется Монголией и ее замечательным народом, создавшим некогда величайшую в мировой истории державу, простиравшуюся от Тихого до Атлантического океана, и будет только рад познакомиться как можно подробнее с жизнью современной Монголии.
Признался, что давно мечтает включить в свою программу «Танцы народов мира» монгольский танец. Но сделать это без глубокого знакомства с народным искусством невозможно.
Супруги Цеденбал таким серьезным планам Махмуда Эсамбаева только порадовались и сказали, что со своей стороны сделают всё возможное, чтобы его знакомство с Монголией было как можно более глубоким и полным.
Свои обещания они выполнили полностью и самым внимательным образом проследили за тем, чтобы Махмуд увидел в Монголии как можно больше и встретился со всеми людьми, которые его интересовали. В результате спустя месяц супруги Цеденбал стали первыми зрителями, увидевшими созданный Махмудом Эсамбаевым «Танец монгольского охотника», который потом с блеском, под гром аплодисментов, был показан в СССР и различных странах мира.
Это был танец охотника… и орла. Именно так. В этом танце Махмуд представлял сразу двух персонажей — охотника и его жертву.
Охотник, тщательно скрываясь и поминутно застывая на месте, высматривает добычу… а вот и орел. Он парит высоко над землей, редко и мощно взмахивая могучими крыльями. В своей заоблачной высоте он кажется совершенно неуязвимым. Но охотник увидел орла и следует за ним, терпеливо выжидая момент, когда тот опустится ниже и станет достижим для его стрелы…
Орел парит, высматривая добычу…
Вот, увидел! Сложил широкие крылья и, стремительно набирая скорость, понесся к земле.
Охотник заносит руку за спину, выхватывает из колчана стрелу и растягивает тетиву до самого уха…
Он ведет острый наконечник стрелы, «выцеливая» увлеченного охотой орла. И, поймав именно тот самый, единственный, неотвратимый момент, который знают и чувствуют великие стрелки, отпускает стрелу. Отчетливо слышен звон тетивы и смертный свист улетающей стрелы…