Выбрать главу

«Они любят меня, — говорил он. — И я их тоже».

Когда началась война в Чечне, Махмуд безумно переживал. Ограбили его квартиру в Грозном. Причем грабили ее как те, так и другие, а потом и вовсе разбомбили и сожгли. Эта квартира была великолепным музеем, где хранились уникальные вещи, привезенные Махмудом из мировых гастрольных поездок. Ему везде дарили подарки. Чаще всего не простые, а сделанные руками замечательных народных мастеров. Помню, он приехал из Индии. Он показывал там «Золотого бога». Это один из самых сложных танцев уникальной индийской хореографии. Чтобы справиться с ним, приходится учиться с раннего детства много лет, да и то редко кто достигает такого уровня мастерства, когда становится способным в полной мере передать все сложнейшие нюансы этого ритуального танца бога Шивы.

В Индии периодически проводятся конкурсы танца. Махмуд был единственным иностранцем, который не только принял участие в этом всеиндийском конкурсе, но и стал его победителем. Призом в этом соревновании лучших мастеров был костюм для танца «Золотой бог». Костюм этот страшно дорогой, как говорил мне Махмуд. Он стоил больше 300 тысяч долларов. Это был приз правительства Индии лучшему исполнителю национальных танцев.

Но и без этого костюма в грозненской квартире Эсамбаева хранилось много такого, что восстановить или повторить уже невозможно. Кроме народных костюмов и сувениров там были картины Айвазовского (этого замечательного художника он очень любил), рисунки Пикассо, сделанные мастером во время танца Махмуда, и много еще поистине бесценных вещей».

«Рукописи не горят», — часто повторял Махмуд знаменитую фразу своего любимого писателя Михаила Булгакова.

Фраза эта вложена в уста одного из главных героев великого романа — мессира Воланда.

На самом деле рукописи горят!

И рукописи, и картины, и уникальные театральные костюмы, и даже статуи танцующих богов. Всё горит. Превращается в дым и пепел. В этом Махмуду довелось убедиться лично.

* * *

Если присмотреться, то получается, что многое из того, что связано с Махмудом Эсамбаевым, несло на себе отпечаток некой непознаваемой высокой мистики. Приведу здесь и еще один пример.

Юри Мэтью Рюнтю — искусствовед, эссеист и драматург, написал книгу «Великие немые». Главные ее герои — гениальные танцовщики Махмуд Эсамбаев, Галина Уланова и Булат Аюханов. Книга составлена из записанных на магнитофон рассказов этих великих людей.

Писатель Муса Гешаев вспоминает, что во время работы над книгой Юри Рюнтю Мэттью приезжал в Грозный. В то время в Чечне шла война, и он был взят в заложники. Когда захватившие его боевики узнали, что австралиец приехал, чтобы написать очерк о Махмуде Эсамбаеве, они отпустили его без всяких условий и вернули все собранные материалы, к которым приложили записку: «Грозный твой дом. Пиши свою книгу».

Вот фрагмент из беседы с Махмудом, записанной Юри на магнитофон:

«Сколько себя помню, всегда танцевал. Три-четыре года мне было, я уже танцевал. Бесконечно и везде, где только можно было.

Мне очень нравилось восхищение людей, их улыбки и доброта. Это уже была слава. Маленькая, юная, но другой я тогда не знал, и она была хороша для меня. Были и подарки, я старался их припрятать. Отец такого не любил и мог прибить под «веселую руку».

Я не только мог танцевать, умел копировать и передразнивать и мужчин, и женщин. Я совершенно естественно улавливал все характерные особенности походки, жесты, мимику. Это стало моим хобби, но показывал я это только Паде и самым близким друзьям.

Я очень скоро понял, что это дело опасное и если некоторые люди вполне нормально и даже со смехом относятся к моим мальчишеским проделкам, то иные… так глянет… сразу понятно, убил бы, не будь вокруг столько людей…»

Вот что говорил Махмуд о семье и государстве:

«Думаю, что жизнь должна устраиваться через семью. Затем идут различные сообщества по роду занятий и только потом государство…

Любить абстрактно нельзя. Государство — понятие отвлеченное, и любить государство можно только через семью, через свою профессию, через красоту окружающего тебя мира.

Болтать о любви к человечеству легко и просто, любить реально некое человечество вообще невозможно. Абстрактно можно мыслить, но нельзя любить…»

А вот что он думал о войне и насилии:

«Я закоренелый пацифист. Никогда не соглашусь ни с каким решением через кровь. Я мирный, миролюбивый, но…

Через какую кровь прошла наша страна и в особенности мой несчастный народ!

Если глянуть в прошлое, просто удивительно, как же мало я знал о том, что происходит.

Вот, к примеру, судьба поэта Осипа Мандельштама. Я ведь этого поэта узнал совсем недавно. И поразился отчаянной смелости его стихотворения о Сталине. Неужели не понимал, что вождь такого стихотворения поэту не простит, будь тот хоть всемирно признанный гений?

Тогда же узнал и о сталинском холуе, писателе Петре Павленко, авторе сценария киноэпопеи «Падение Берлина» и многих толстых романов. Это ведь он поспешил написать рецензию-донос на Мандельштама. Понятно, не он, так кто-то другой постарался бы услужить, Иуд-добровольцев во все времена хватает, но если бы не этот Павленко, то Мандельштаму хотя бы еще год-два жизнь могла подарить, а нам немало замечательных его стихотворений…»

А ведь и сам Махмуд Эсамбаев был близок к тому, чтобы повторить трагическую судьбу поэта Мандельштама. Он спасся только чудом. Та же рука, что без трепета подписывала расстрельные списки на сотни тысяч безвинных людей, взяла синий карандаш и начертала на письме жены Махмуда Нины Аркадьевны: «Освободить».

Это чудо, но оно было.

Лагерь Бурулдай, откуда мало кто выходил живым, открыл для Махмуда свои ворота, заплетенные колючей проволокой…

Да, Нина Аркадьевна, это нужно отметить еще раз — особая удача в жизни Махмуда. Недаром более чем пятидесятилетняя совместная их жизнь прошла в нерушимом согласии и любви.

О том, как любил Махмуд свою «лучшую половину», мог бы рассказать только он сам. Однако он, большой любитель поговорить на любые темы, о своей семье почти никогда не рассказывал, а если спрашивали, отделывался шутками. Но были случаи, когда трогательная нежность к супруге открывалась друзьям порой самым неожиданным образом.

Об одном случае рассказывает Владимир Загороднюк в своей книге «Маленькие тайны гордого Махмуда»: «Николай Караченцов, известный и популярный артист театра и кино, как-то раз пригласил нас с Махмудом в театр Ленинского комсомола на премьеру пьесы «Sorry» режиссера Глеба Панфилова. Спектакль имел бешеный успех, а на сцене было всего два человека. Но каких! — Инна Чурикова и Николай Караченцов. Мы сидели в ложе на самых почетных местах. Пьеса была очень смешная, зал постоянно взрывался хохотом и аплодисментами.

И надо же было такому случиться, что Махмуд забыл дома очки. И, естественно, ничего не видел, а потому плохо слышал, что происходит на сцене. После очередного взрыва смеха или аплодисментов он толкал меня локтем в бок и шептал: «Что там происходит, чего все смеются?» Я старался, по возможности, рассказать, но не успевал за ходом спектакля. Это его раздражало, и в антракте он мне сказал, что ничего не понимает и потому надо уезжать к Арчилу Гомиашвили в ресторан «Золотой Остап», там сегодня очередная телесъемка и ему нужно обязательно быть.

— Махмуд, — возразил я, — как же мы уйдем? Во-первых, Коля нас пригласил, посадил на свои места, просил после спектакля не уходить. И, во-вторых, Глеб Панфилов накрыл стол в твою честь и ждет тебя.

— Нет, нет, уходим, — настаивал Махмуд. — Я ничего не вижу и ничего не понимаю, я больше не выдержу.