2. Обстановочка.
И наступает лето, и поляки вламывают красным на Висле, потери в сотни тысяч человек, провал кампании: не донесли на штыках счастье до человечества Европы! Мировая Революция как-то начала откладываться с завтра на несколько отдаленное будущее…
И тут Врангель опрокидывает и сметает этих бездельников, которым все дали, 13-ю армию, и выходит в Северную Таврию, и собирается правым флангом занимать Донбасс, а левым дружить с Петлюрой. Доваландались в Крыму, идиоты, ругается Троцкий!
А Махно методично уничтожает красные отряды, советы и комбеды по всей Новороссии и Юго-Восточной Украине, режет коммуникации, грабит склады, не пропускает обозы с продовольствием… То есть нормально работать в таких условиях совершенно невозможно.
А на Кавказе и в Закавказье плохо, ребята, там местные без перерыва бузят и не организуются. А в Туркестане этим баям и басмачам еще англичане добра подбрасывают и персы помогают… головорезы. С Дальнего Востока, кстати, из умно и изящно созданной Лениным буферной Дальневосточной Республики — непонятно как выковырять 70 000 японцев, это вояки бесстрашные, жестокости и цепкости несравненной.
А недорезанный лорд Уинстон Черчилль все долбит свое: задушить большевизм в колыбели, пока этот чудовищный младенец не вырос, дабы сам удушить всех. Ядовиты англичане…
Трудно бороться за коммунизм против стоголовой гидры мировой буржуазии, товарищи.
3. Договор.
И тут — хоп! — Врангель, развивая наступление, хорошо подготовленными и экипированными частями занимает Гуляй-Поле.
Не упускать шанс! Гуляй-Поле всегда для Махно имеет особенное значение.
И красный парламентер чи посол является к Махно. На предмет обсудить условия союза. Вы революционеры — и мы. Вы против белых — и мы. Вы за народ — и мы. Давайте опять дружить!
— Опять обманут, суки, — сказал Махно.
— В этом-то и сомнений нет, — сказал Аршинов-Марин.
— Вопрос: какую пользу мы можем извлечь из союза? — сказал дядя Волин. — Мы им нужны для помощи против Врангеля. А они нам? Ведь победим — а потом они нас снова вне закона объявят!
— Как пить дать! — сказал Щусь, давно уже сам ходивший с подобающим званием атамана. — Тут надо приладиться — как бы их, в случае чего, самих первых порубать?
— Не возьмут они без нас Крым, вот в чем дело, — сказал атаман Каретник, то бишь Семка Каретников; эдакий командующий кавалерией всей повстанческой армии, своего рода махновский Ланн или Мюрат. — Мы им сейчас очень ценные!
— Белым всё одно не одолеть, — вздохнул Махно.
— Как сказать, — раздумчиво протянул Волин. — Если румыны откусили Бессарабию, турки — пол-Армении, поляки — пол-Белоруссии… так почему белым не откусить Крым? Признает Европа их правительство, продолжит помощь, и станет Крым отдельным.
— Как, в сущности, до Екатерины и Потемкина, — согласно пожал плечами Аршинов-Марин.
— Те-те-те! — поцокал батько, подняв палец. — А шо, громодяне — хто красным выгодней в Криму: беляки — чи советские селяне, анархокоммунисты?
Поняли; оценили; закурили.
— Есть шанс, — взвесил Волин.
— Спробовать можно, — блеснул зубами Щусь.
4. Условия договора.
Все бойцы Революционно-повстанческой Армии Украины, а также вообще все анархисты, захваченные красными в плен, находящиеся на данный момент в тюрьмах и концлагерях, немедленно освобождаются.
Анархисты имеют право издавать свои газеты, излагать анархо-коммунистическую точку зрения на текущий момент.
Анархисты имеют право участвовать в выборах в местные советы и все советские органы.
Армия эта батьки Махно вливается как структура в ряды Красной Армии, подчиняется командованию Красной Армии и его соответствующим органам и участвует в совместных военных действиях против белых вплоть до окончательной победы.
После чего область Таврии и Крыма отводится для участия там анархокоммунистов в советской деятельности и самоустройстве жизни сельского населения в тех объемах, которые были оговорены выше. Проще говоря — после победы можете в Крыму и рядом участвовать на равных правах с нами в народной жизни, высказывать свои взгляды и вообще мирно сотрудничать в рамках нормального закона.