Трудно сказать, во что обошлось немцам и астрийцам знакомство с Махно. По официальным данным гетманских властей, за апрель — июнь месяцы Махно совершил 118 налетов и грабежей, сопровождавшихся человеческими жертвами.
Но все эти налеты, грабежи и нападения на эшелоны уходивших домой немцев и австрийцев кажутся незначительными по сравнению с первым захватом г. Екатеринослава в декабре 1918 года.
С этого дня имя Махно приобрело всероссийскую известность. Он «с боя» взял город, выпустив по нему до двух тысяч снарядов из шестидюймовых отнятых у немцев орудий. Петлюровцы, только что занявшие Екатеринослав, разбежались в паническом страхе, и население оказалось во власти махновцев.
Это был такой разгром цветущего города с пятидневным грабежом, которого до того еще не видел ко всему, казалось, привыкший юг России даже в дни нашествия красного Муравьева.
Трудно подвести итоги всему тому, что сделал Махно за девять месяцев, но несомненно то, что немцы и австрийцы заставили Махно изучить все оттенки партизанской войны, изучить в совершенстве самые глухие места днепровских плавней, таких своеобразных в Таврической и Екатеринославской губерниях, все леса и прилески. Недаром знаменитый Черный бор, лес Гаркуши назван теперь «гаем Батьки Махно».
Попустительство гетманского правительства помещикам и крутые меры последних вынудили Махно выступить на защиту крестьян. И если бы не эта недальновидная политика, может быть, не было бы и махновщины. Она так тесно связала Махно с крестьянами, что все испытания последующих четырех лет не смогли нарушить и порвать эту связь.
Борьба с немецкими отрядами и властями гетмана закалила отряды Махно, приучила их делать смелые нападения, производить разведку, находить и использовать слабые стороны своих противников, наносить им быстрые и короткие удары, а затем так же быстро скрываться, как и нападать.
Но самое главное — борьба эта создала в крестьянской массе легенду о «неумирающем запорожце Батьке Махно», который борется за крестьянскую свободу и крестьянскую правду.
Этим заканчивается партизанский период жизни Махно. В дальнейшем он начинает играть крупную роль в ходе гражданской войны на юге России.
«БАТЬКА МАХНО»
Кто хоть раз видел Батьку Махно, тот запомнил его на всю жизнь.
Небольшого роста, с землисто-желтым, начисто выбритым лицом, с впалыми щеками, с черными волосами, падающими длинными прядями на плечи, в суконной черной пиджачной паре, барашковой шапке и высоких сапогах — Махно напоминает переодетого монастырского служку, добровольно заморившего себя постом.
По первому впечатлению — это больной туберкулезом человек, но никак не грозный и жестокий атаман, вокруг имени которого сплелись кровавые легенды.
И только небольшие темно-карие глаза с необыкновенным по упорству и остроте взглядом, не меняющие выражения ни при редкой улыбке, ни при отдаче самых жесточайших приказаний, глаза, как бы всезнающие и раз навсегда покончившие со всеми сомнениями, вызывают безотчетное содрогание у каждого, кому приходилось с ним встречаться, и придают совсем иной характер его внешности и тщедушной фигуре, в действительности крайне выносливой и стойкой. Махно — человек воли, импульса, страстей, которые бешено кипят в нем и которые он старается сдерживать железным усилием под холодной и жестокой маской…
Махно не оратор, хотя и любит выступать на митингах, которые по его приказу устраиваются на площадях и в театрах захваченных и разоренных им городов. В речах Махно нет даже демагогии, казалось бы, столь необходимой в его положении. Мне приходилось часто наблюдать Махно во время митингов, и я видел, как чутко слушает его буйная и хмельная толпа, как запоминается каждая его фраза, подкрепленная энергичным жестом, как влияет, словно гипнотизирует, Махно на крикливую, никому не желающую подчиняться и ничего святого не признающую толпу…
Вот Махно на площади. Он окружен своей всегдашней свитой. Здесь и теоретики анархизма — Волин, Артем, и Барон, и красавец Лященко в матросской шапке и высоких шнурованных ботинках со шпорами, и Гуро, тонкий, как шест, и гориллообразный палач Кийко, и массивный Петриченко с круглым, как луна, рыхлым лицом, и много других…
Махно говорит резко, нескладно, то понижая, то повышая голос, повторяя за каждой фразой, состоящей из 5–10 слов, свою постоянную, полную гнева фразу: «и только»; он говорит о неизбежной гибели городов, о том, что города не нужны в жизни свободных людей, о необходимости горожанам, не исключая рабочих, к которым Махно вообще относится холодно, сейчас же, немедленно бросать города и идти в села, степи, леса и там строить новую, свободную крестьянскую жизнь.