– А-а-а-а! – пулеметные очереди и сверканье клинков.
В этой нерешенности положения – полусотня вдруг налетела с тыла на четырехорудийную батарею и мгновенно вырубила прислугу
И в тот же миг сотни две махновцев с ревом вылетели из лесу, стремясь прямо на батарею.
Хлестнула с фланга кинжальным огнем залегшая на поле пехота, стали падать кони и люди. Но тут:
– Давай, Трофим. Петро, ну же, – без паники понукал Махно. – Покажьте, какие вы такие артиллеристы. Чому вас на войне учили?
В обе стороны развернули пушки. Лязгнул затвор; ахнул дымок, подпрыгнула пушка – и первая шрапнель лопнула ватным облачком над пехотой, брызнув крупным градом.
– Быстрей, хлопцы, быстрей.
Вторая шрапнель лопнула над уцелевшими двумя из четырех мадьярских эскадронов, преграждая преследование.
– Швыдче!
Пару верст от леса до батареи преодолели за пару минут бешеной гонки. С ликующим воплем соединились со своими. Звонко и часто били орудийные выстрелы, добивая остатки кавалерии в одну сторону – и вжавшуюся в складки поля пехоту в другую.
– Взять на передки – да и угнать себе артиллерию, – осклабился Щусь.
– Остынь, – хмыкнул Махно. – Самим бы утечь.
– Ну шо, Нестор Иванович. Вывел народ из смертушки. Постарше – быть бы тебе батькой.
– Да-а, и характером взял, и умом, и уменьем… Уж и не чаяли выкрутиться.
Спасенный ощущает душевную потребность выразить свою благодарность. Если нет чем – то словом, и слово ищет, чтоб выразить возникшее отношение.
– А что постарше… Постарше мы все не дожить можем. Батько – он и есть батько. Не по годам, а по жизни.
Посмотрели оценивающе. С проверкой и любовью. Тридцать рокив – то уже не молодость…
– Ну шо… батько. Командуй! Привыкли. А там и приросло.
На каторге его посадили в соляной колодец еще с одним, и сковали их кандалами вместе, чтоб совсем не убежать. А посадили туда за то, что поссорились, а за то поссорились, что тот слабых обижал. И вот они соль отбивают и лопатами в бадью ссыпают, и бадью поднимают сверху. И только раз в день им сверху в бадье – воды и хлеба. Через месяц их поднимать – а поднимают одного Махно, а того нету. Где? А я почем знаю. А он его убил и по частям наверх в бадье под горой соли и отправил. А за дело.
А когда-то давно еще он на пана батрачил, и панская дочь над ним надсмеялась. Бедный был. А в семнадцатом году он усадьбу их сжег, и всех перебил, а только ее пальцем не тронул, и всем запретил. Так куда-то и уехала. А он ее помнит, оттого не женился.
А взгляд у него такой – что любой подчинится.
Вот группа махновских партизан, явясь неизвестно откуда, входит в сельцо. Вот им указывают старосту – везде власть имеет хоть какого своего представителя: а представитель следил, чтоб выполнялась сдача продукта для Германии.
Особо виселицами никто не увлекался. Хлопотно, да показушно, да веревка дорога в хозяйстве, нехватка ведь всего. И патроны тоже дороги, порой дороже золота. Так что – резали. Рубили. Сунуть шашкой в горло, либо рубануть ключицу до сердца, либо прорубить острием череп: сначала потеха накипевшей злобе и тренировка руке, потом – обычное военное дело.
Прирезали старосту, сказали речь, поснедали и расположились отдохнуть. Тут и пожаловали гайдамаки с пулеметом на повозке. А патроны кончились.
Гайдамаки всё были не первого срока – немолодые и несильные на вид. И командир взвода, как волостной писарь. Жупаны синие, шапки алые, и сбитые дырявые сапоги; и потертые винтовки.
Выстроили тесно партизан вдоль стены амбара.
– Я Махно! – сказал Карп и шагнул вперед. – Они не виноваты. Слушались. Их можно отпустить.
Хорунжий варты покивал благосклонно Карпу и скомандовал. Взвод выровнял стволы и дал два залпа.
…Хоронить Карпа привезли в Гуляй-Поле. Могилу вырыли рядом с отцовской. Народу полное кладбище. Сам батько бросил первую горсть на гроб брата. Без сил уже тихо плакала мать на руках двух других сыновей.
– Було нас пятеро, а осталось трое, – тихо сказал батько братам на поминках. – Желательно бы дожить до всеобщего счастья. Осторожнее как-то. А как?
Через два дня вырезали ночью роту немецкого гарнизона в сотне верст от Гуляй-Поля.
В 1918 Россия перешла на григорианский календарь, и вся хронология пошла по «новому стилю». Это для понятности.
8 ноября 1918 года – был лучший день в жизни вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Во-первых – годовщина октябрьского переворота. Ну, вчера, сегодня, – ночью, короче: недаром праздник этот всё советские время шел в два дня – 7-го и 8-го. Во-вторых, 7 ноября – день рождения второго человека в государстве, наркомвоенмора и председателя Революционного Военного Совета Республики товарища Троцкого, в идеале можно выпить с корешем, все люди, все человеки. Символичное совпадение. А в-третьих – революция в Германии!