Четырехлетняя эпопея еще не отошла в прошлое и не ощущалась беспримерной и фантастической.
Если бы взгляд действительно обладал способностью зажигать – под синими, почерневшими от ярости и отчаянья глазами Махно воспламенился бы весь оставленный берег.
Лодка с шуршанием въехала носом в песок, и Галю стошнило в воду. Она была беременна.
Часть третья ИСКРА
Румыния. Тюрьма. Побег.
1. Два десятка человек – маузеры и наганы под одеждой – бредут по дороге. Приближаются к селу. Оглядывают его издали: соломенные крыши, дымки из труб, плетни. Аист смотрит со своего гнезда – вздетого на оглоблю тележного колеса.
2. Вечером стучат в дверь. Бедное крестьянское жилье. Махно достает из кисета золотой царский червонец. Крестьянин жадно берет его в корявые пальцы, пробует на зуб. Его жена ставит на стол деревянный поднос с мамалыгой – кирпичом круто сваренной кукурузной каши. Нарезает ее на ломти суровой ниткой. Приносит глиняный горшок с обратом от простокваши, наливает по кружкам жидкое синеватое пойло. Скудный ужин в тесноте.
3. Они спят в крестьянском сарае, когда на рассвете клацают затворы: румынская стража. Лица стражников спокойны: не первую группу с Советской Украины они берут, порядок есть порядок. Румынский унтер, командующий нарядом, показывает пальцем на Галины золотые сережки и кивает. Махно шагает вперед и смотрит ему в глаза, унтер отступает на шаг и делает успокаивающий жест: нет-нет, не надо.
4. Вновь шагает группа по дороге, теперь уже по паре румынских стражников перед и позади маленькой колонны.
– Что с нами будет-то, Нестор? – спрашивает Галя.
– Что-что. Оформят вид на жительство. Как сочувствующим, бежавшим от враждебного большевистского режима.
– А дальше?
– А дальше жить будем.
5. Кабинет, офицер за столом, Махно на стуле.
– Вы не просто бежали от террора. Вы перешли границу суверенного государства как вооруженная группа, организованная, с оружием в руках. Каковы ваши цели?
– Какие тут цели… Жизнь спасти. А с оружием – как же без оружия, далеко не уйдешь. А при встрече мы его сдали, как положено по вашему порядку.
– Чем вы занимались на русской стороне?
– Боролись с властью большевиков за свободную Украину.
– Все так говорят. – Офицер пишет протокол. – Придется задержаться у нас до выяснения обстоятельств.
6. Концентрационный лагерь – то есть именно лагерь, где сконцентрированы люди определенной принадлежности и по какой-то причине. Несколько бараков, старые палатки, шалаши. Колючая проволока по периметру, скучающие часовые на угловых вышках.
Мужчины бродят группами, сидят на земле, играют в затертые карты, маются от скуки. Отдельный барак для женщин, есть даже несколько детей.
Кислым Варевом тянет от кухни. Белая тряпка с красным крестом болтается над медпунктом, там нансеновская миссия.
– Зимой мы здесь сдохнем, – говорит Махно.
– Да скоро выйдем, – успокаивает вечный оптимист Задов.
– Не нравятся мне руманешти. – Галя трогает округлившийся живот.
7. Уже стемнело. Галя подходит к вышке и тихо зовет наверх:
– Эй! Э-эй?
Свешивается часовой, щурясь.
– Золото, – говорит Галя. – Водка есть? Сало есть? – Вынимает из ушей сережки и протягивает на ладони.
Часовой спускается и протягивает руку сквозь жидко натянутую (а куда денутся-то?) колючую проволоку. Сзади из темноты высовывается рука и слегка придушивает его.
Белея кальсонами, связанный и с кляпом во рту, он остается под кустом подальше.
8. Двое румынских стражников, угрюмых, деловитых и на удивление молчаливых, дают в ухо боязливому румынскому крестьянину, выводят лошадь, запрягают в телегу и уезжают в темноту.
9. Две телеги несутся по темной дороге со всей возможной скоростью, мягко прыгая на песчаных колдобинах. Полтора десятка человек не могут сдержать шуточек, держась друг за друга и понукая лошадок:
– Вот у смены будут глаза, когда его под кустом найдут!
– А шо, батько, не наведаться ли к какому боярину в гости вот так?
– В Румынии красных нет, можно и пошуровать!
– Точно! А у Ленина с Троцким еще денег взять – на мировую революцию!
10. День, лесок, овражек, костер. На деревянных вертелах жарят большие куски мяса, жадно едят.