На дороге появились трое всадников. Перед ними на куцем ишачке ехал связанный человек. На шею ему был накинут аркан, конец которого держал Тархан. Этот пленник был того же возраста, что и первый, но поплотнее, с проворными глазами и маленькими усиками, точно приклеенными под большим, похожим на огурец, носом.
Тархан дернул веревку:
— Слезай!
Кизылбаш, навалившись на холку ишака животом, слез, поклонился сердару. Ему были заданы те же вопросы, что и первому. Он подтвердил, что в крепости не осталось никого, кроме нескольких стариков и хворых. И добавил, что все люди в смятении, все, от мала до велика, клянут Шатырбека.
— Валла! — клялся он, преданно глядя в глаза Адна-сердара. — Пусть соль меня покарает, если вру! Двое детей есть у меня — их именами клянусь!
— Попробуй соври, если жизнь надоела! — сказал сердар. — Никуда не денешься. Где начнется твоя ложь, там кончится твоя жизнь.
— Понимаю, ага! Глаза выколи, если хоть слово неправды сказал! Зачем стану помогать Шатырбеку? Будь он проклят! Мы все, ага, готовы его живьем в землю закопать!
Переведя ответы пленного кизылбаша, Джума думал: правильно говорил Махтумкули-ага, что вражда и набеги нужны только правителям. Народу они не нужны, вон и кизылбаши тоже страдают от этой смуты, проклинают Шатырбека.
Пленник с любопытством вертел круглой головой и, видимо, нисколько не тяготился своим положением. Насупленный Атаназар смотрел на него тяжелым испытующим взглядом. Пленник заметил его взгляд и улыбнулся — открыто, доброжелательно.
Результаты допроса пленных подтверждали, что все идет, как задумано. Сердар был доволен. Значит, ханы, с которыми он договорился о взаимных действиях, не обманули и в назначенное время появились у Серчешмы. Сейчас там идут бои, и Шатырбек, конечно, бросил туда все свои силы. Надо было, не теряя времени, занимать Куня-Калу и идти на крепость Шатырбека.
Однако, когда Адна-сердар изложил свои соображения старейшинам, некоторые из них не согласились с его доводами. Махтумкули сказал:
— Не надо занимать Куня-Калу. Это грозит задержкой, а лишний шум может насторожить защитников крепости Шатырбека: там он, наверное, оставил больше людей, чем в Куня-Кале. И еще не следует забывать, сердар, что враг хитер и коварен. Шатырбек не вчера опоясался саблей, он старый и опытный воин. Подозрительно то, что он так обезлюдил Куня-Калу.
Раздраженный противодействием в тот момент, когда дело казалось совершенно ясным, сердар язвительно сказал:
— Мы, поэт, тоже не из тех слепцов, которые отдают свой посох любому встречному! Мы тоже не вчера взяли в руки саблю! Видели немало всяких хитростей и уловок!
— Тигр силен и смел, сердар, — со своим обычным спокойствием возразил Махтумкули, — однако и он порой попадает в капкан. Мы не отказываем вам в сердце тигра, но, когда идешь, все же следует смотреть себе под ноги.
Адна-сердара несколько поколебала спокойная рассудительность старого поэта. Шайтан знает, может, Шатырбек и в самом деле замыслил какую каверзу, — от него все можно ожидать. Однако не станет же сердар признавать перед всеми правоту Махтумкули, дело которого — стихи сочинять, а не военные дела решать.
— Ладно, — сказал он, — посмотрим. Одни попадают в капкан, другие его обходят… Атаназар, прикажи садиться в седла!
Догнав подошедшего к своим пожиткам сердара, Атаназар тихо сказал:
— Сердар-ага, старики правы. Как бы действительно не попасть впросак — не нравится мне этот шустроглазый кизылбаш. Да и шума лишнего следует избегать.
— Дался вам этот шум! — проворчал сердар, поправляя сползший с плеча халат. — Пусть шумят! Нам некого бояться.
И отвернулся недовольный.
В сторонке, всеми забытый, сидел Нурулла, покачивая перевязанную руку. Атаназар жестом приказал ему подняться и повел его к остальным пленникам. Увидев Нуруллу, они удивленно переглянулись, а Нурулла отвернулся с подчеркнуто равнодушным видом. Они тоже разом сделали бесстрастные лица. Атаназар покачал головой: что-то здесь нечисто. Эх, напрасно упорствует и торопится сердар!
Шатырбек не хвастался, говоря, что у Куня-Калы поставил капканы на Адна-сердара. Опытный полководец, он предполагал, что туркмены попытаются ударить со стороны гор, — по крайней мере он сам поступил бы так. Поэтому, используя сарбазов, услужливо предоставленных ему Абдулмеджит-ханом, он послал двести всадников во главе со своим двоюродным братом Селим-ханом в Куня-Калу, разрешив Селиму действовать по своему усмотрению. Селим-хан, тоже не новичок в ратном деле, приказал жителям крепости уйти в горы, прихватив наиболее ценное из имущества и скот. Однако часть скота была оставлена: для отвода глаз.