Надо-то надо, а как поможешь, если помочь нечем? Что мы Медеду предложить имеем, чтобы атанепесовскую щедрость преодолеть? Пустыми разговоры будут, сраму только наберешься. А ей — все свое, все зудит и зудит. Ну что ты тут делать станешь?
Довлетмамед пил чай и обильно потел — и от чая, и от необходимости начинать тягостный разговор.
— Несколько дней назад мимо вашей юрты шел… Слышу" плачут. Да так горько плачут! Аж в носу у меня засвербело. Плачут и все Махтумкули призывают: "Где ты?.. Где ты?.." Сам не заметил, как остановился. Сосед твой подошел, Эсее Безрукий. Вы, говорит, с Атанепесом породниться решили. А это, мол, дочка ваша плачет, убивается — не хочет за Ильяса.
Медед ответил не сразу. Выпил пиалу чаю, налил вторую. Заговорил, как бы оправдываясь:
— Ай, когда у человека рассудок слабеет, трудно бывает понять, где край, а где середина. Мы не торопились от дочки избавиться, всех, кто свататься приходил, отправляли назад. Да вот и не заметили, как шайтан разум наш похитил. Сперва Хромой мула улещал, сладкие песни пел — родич как-никак. За ним Атанепес-бай дастархан щедрости своей развернул перед нами. Карли-сердар слово сказал. В общем, замутили голову, заставили решиться.
— Значит, вы дали согласие?
— Да, согласились. И свадьбу уже назначили.
Разговор был исчерпан.
Когда произнесено слово согласия, когда всенародно объявлен день свадьбы, говорить больше не о чем. Но ведь в главном-то не сказано ни слова — о двух любящих сердцах, для которых рухнет вселенная, скроется под пылью и обломками!
Медед сидел молча. Он тоже был весь потный, хотя и не слишком жарко было в чатме — время от времени налетая дующий с Каспия ветерок, освежая лица беседующих.
— У нас тоже было намерение породниться с вами, — выжал из себя Довлетмамед, и дальше пошло легче: — Ждали возвращения Абдуллы из Кандагара, а там собирались Мамед-сапу женить. Нельзя же ведь черед нарушать, правда? А из Хивы должен был вернуться Махтумкули — тут мы и постучались бы в вашу дверь. Теперь решение ваше повергло в прах наши намерения.
Медеду было не по себе. Он по-настоящему уважал Довлетмамеда, неловко было в глаза ему глядеть. Принесло же не во время Хромого муллу! Да и жена хороша: нет того, чтобы о дочке подумать, о доле ее горькой, так она уши развесила на посулы! Оно-то, если на то пошло, страшного ничего нет. Пусть Ильяс вдовец, так он с женой и не пожил вовсе, а парень молодой и из себя видный. С достатком опять вся, А Махтумкули… Его, правда, любит Менгли, а любовь — это дело нешуточное. Может, не следовало торопиться с согласием, породнились бы с Довлетмамедом, но тут еще и Бекмурад искательно в глаза засматривает — своей очереди ждет… Сложно все в жизни и запутано…
— Аллах дает людям детей для радости, — продолжал Довлетмамед. — Если ребенок твой счастлив, ты вместе с ним счастье испытываешь. И беды его — тоже разделяешь… Поговаривают люди, что Атанепес нехороший человек. Найдет ли свою судьбу ваша дочь под его крышей?
— Видно, так уж аллахом предписано, — вздохнул Мемед. — Сам я — вот хлеб между нами лежит! — не желаю зла дочери.
Да кто из нас желает? — подумал Давлетмамед. Не враги мы детям своим. Мамед ответил той сакраментальной формулой, к какой любил прибегать и сам Довлетмамед. Сейчас на показалась ему не столь уж справедливой — не в бездействии человек доли своей ожидать должен, а усердствовать вдостижении ее.
— Верные слова: от предписанного аллахам уйти, конечно, нельзя. Но не кривим ли мы иной раз душой, сваливая на аллаха свои собственные деяния? Бывает ведь, что не судьба, а человек делает несчастным другого человека. Разумом наделил аллах человека, двумя глазами одарил его, чтобы тот мог отличать дурное от хорошего. Мы же порой закрываем глаза, творя необдуманное. Дети наши горько плачут, а мы их будущее на весы собственной корысти бросаем.
В голосе Довлетмамеда, обычно ровном и мягком, прозвучало откровенное осуждение, и Мамед заволновался, заерзал на кошме. Будь его собеседником не Довлетмамед, он нашел бы что ответить. Разве он один продает свою дочь? Много ли таких, кто выходит замуж за своего избранника и с благодарностью переступает отчий порог? Кто вообще советуется с дочкой, когда наступает время замуж ее отдавать? В каком законе это сказано, какой праведник советует такое?
Много доказательств мог бы привести в свое оправдание Медед. Он старался не перечить Карры-мулле, не показывать свою заносчивость, старался поучтивее выйти из создавшегося положения, в котором — видит бог! — он меньше всего виноват.