— Ха! — Джонни выстрелил удивленным возгласом от такого бунта. Его девушкам не позволялось говорить такие вещи. А если они это делали, то получали наказание. А если они не подчинялись наказанию, то увольнялись, и ожидавшая их карьера рушилась. Это было самым жестоким из наказаний вообще для рвущихся вверх моделей, которых он избирал себе в качестве своих «специальных» девушек.
— Я не хотел сказать, что ты дура оттого, что сидишь со мной, а я ненавижу себя, дорогая моя, — прошептал он. — Я хотел сказать, что ты дура оттого, что сидишь со мной, а я ненавижу тебя.
Сисси почувствовала, как у нее по позвоночнику пробежал холодок, когда его слова обрушились на нее. Ее желудок упал вниз. Прежде Джонни не говорил ничего подобного. Он ненавидел ее? Человек, который занимался любовью с ее телом сотню раз за сотню дней. С холодной трезвостью она увидела себя. Она была девкой, жившей и спавшей с мужиком, который испытывал к ней ненависть. В обмен он давал ей вещи, которые она хотела. Она была проституткой, более мрачной, жалкой проституткой, чем любая уличная потаскушка, что торгует собой на перекрестке в бедных кварталах города. Она почувствовала отвращение. Внутри нее поднялась волна тошноты. Ей нужно выйти. Нужно выйти сию же секунду. Завтра же она вылетит домой и обменяет «блестящую» жизнь женщины, которая смотрела с блестящих страниц журналов, на жизнь женщины, которая может с гордостью смотреться в зеркало. Она знала с большей уверенностью, чем когда-либо, что это единственная правильная вещь, которую ей нужно сделать. Но еще она знала, что никогда не сделает этого.
— Бланкхарт был сегодня в офисе, — сказал Россетти само собой разумеющимся тоном. — Он еще раз подумал, не использовать ли тебя в рекламе джинсов «Смайли». Он только беспокоится, не слишком ли велик твой зад. Но я думаю, что смогу поговорить с ним, чтобы он оставил тебя. А еще я разве не говорил тебе, что новый журнал «Конде Наст» ищет блондинку для обложки. Я думаю, что для тебя был бы шанс в этом, если только я не уговорю их использовать Гейл… — Он сумрачно умолк, подманив морковкой и помахав плеткой. Потом он откинулся на спинку стула, пригубил коньяк и стал дожидаться ее реакции.
Она сидела тихо. Теперь у нее появилась более важная вещь, чем стыд, о которой ей приходилось беспокоиться. Кампания, проводившаяся Смайли, была жизненно важной для ее планов. И все там казалось весьма неопределенно. Она, в общем-то, еще ничего не подписала, действовала только словесная договоренность. Паника охватила ее. Джонни блефовал. Сам Бланкхарт выбрал ее. И зад ее не был слишком большим. Это была лучшая часть ее тела, без сомнения. Однако, неопределенность затягивалась. А может, она набрала вес во время съемок на Сейшелах? Или работала не так усердно с тренером? Боже, может, она стала чуть-чуть больше. У нее появилось желание бросится к Джону и проверить. Проклятье! И какого черта стоит тут эта дрянь на столе перед ней? Ей следовало бы пить «Перье». Она старалась не допустить на свое лицо беспокойство, но знала, что ей это не удалось.
— Какая досада, если ты потеряешь Смайли, — произнес Джонни, подливая масла в огонь, — из-за твоей жирной задницы.
При этих словах он улыбнулся. Модели средней руки были замечательно неуверенны насчет своей внешности. Только на самом верху, где обитали Кристы и Лайзы, вы имели дело с гипертрофированной уверенностью в себе, которая переводилась в мегабаксы и делала суперзвездами.
— Джонни, я хочу Смайли. Мне нужен Смайли, — сказала Сисси. В ее голосе послышалась мольба. Она протянула руку и сделала попытку ухватиться за пальцы, которые только что терзали ее ляжки. Он отбросил ее. В его улыбке чувствовался триумф.
— Ну, сладкая моя, ты ведь знаешь, как это делается. Мы с Бланкхартом давнишние знакомые. Кажется, что всю жизнь знаем друг друга. Он мне кое-чем обязан. Я могу позвонить и попросить об одолжении, если захочу, но это будет означать, что я воспользовался его любезностью, не так ли? И я должен влезать к нему в долг, чтобы ты смогла запихнуть свою непомерную корму в джинсы бедного старика Смайли? Мне это не кажется привлекательной сделкой.
— Джонни, пожалуйста, не надо… Я хочу сказать, что мой зад не растолстел…
Он захохотал, глядя, как она умоляет его. Смайли обойдется ей в триста тысяч, и заказ этот гарантирован ей на все сто процентов. Но она этого не знает. Ее великолепный как картинка экстерьер станет произведением искусства, будучи задрапирован в синюю джинсовую ткань от Смайли, но она находится в плену неуверенности, порожденной желанием иметь слишком много и слишком надолго. Люди, которые «жаждали», казались ему такими забавными. С ними можно было обращаться очень плохо.