— Прекрасный день, не правда ли? — спросила секретарша, возвращаясь с фотокопией контракта и кока-колой.
— Этого никогда не знаешь, — сказала Мона, отворачиваясь от окна и беря из ее рук бумагу и напиток.
Выйдя из здания, она поспешила по Океанской дороге к «Ньюс Кафе». Контракт был аккуратно сложен и лежал в кармане ее подрезанных джинсов. Парень и девушка, модели, пробежали мимо на розовых роликовых коньках. Мона перешагнула через проволоку от микрофонного журавля в том месте тротуара, где шла коммерческая съемка, и стала пробираться мимо наполненных народом столиков в этом самом популярном в Саут-Бич месте свиданий. Она бывала здесь регулярно. Договориться насчет телефона не составило проблемы. Она знала, где может находиться Джонни. Он скорее всего сидел в «Бильбоке». Номер она помнила и позвонила Жаку. Несмотря на то, что он француз, Жак не станет заворачивать звонок от девушки Джонни. Он и не стал.
— Жак, это Мона. Мона от Джонни.
— Я узнал, моя дорогая. Ты хочешь поговорить с Джонни?
— А он там?
— Да, он здесь. Жди.
Мона стала ждать. Она чувствовала под своими теннисными туфлями мягкость облаков седьмого неба.
— Да. Мона. Что стряслось, моя хорошая?
— Я уже там, Джонни, — забормотала она. — Я вошла. Я уже в агентстве Кристы.
— Ты? И ты все подписала?
— Я уже там, малыш. Я пробралась туда. Разве я не молодчина? Разве я не такая, как ты сказал?
Он издал вздох облегчения, который оказался гораздо более выразительным, чем слова.
— Ты моя девочка, малышка. Моя сладкая, ты — звезда.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала, детка? Я сделаю все, что ты скажешь.
— Слушай, Мона. Я в долгу у тебя, в большом долгу, но я хочу, чтобы ты выждала там день или два, пока я не улажу некоторые дела, о'кей? Ты меня поняла? Сама ничего не предпринимай, веди себя так, словно ты новая девушка в агентстве. Так оно сейчас и есть. Бери, что тебе дают. Тряси задом. Зарабатывай баксы. Делай все, о'кей, милая моя? И слушай, Мона. Мне тебя не хватает. Когда ты вернешься назад, мы сходим куда-нибудь в гости, и еще ты подпишешь такие контракты, которые покажутся тебе рождественскими подарками, малышка. О, да, подпишешь. Джонни не шутит. Сладкая моя, скоро ты будешь срать деньгами.
Она задрожала от восторга.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— Я тоже, малышка, — произнес Джонни, не задумываясь. — О'кей, теперь иди, моя дорогая. Я тут напаиваю клиента. Включайся там в работу, малышка. Бай-бай.
Он повесил трубку. Мона удовлетворенно улыбнулась. Если ты держишься за Джонни, то у тебя доллар в серебре. Если же встанешь на его дороге, то за тебя и грязного цента никто не даст.
Она положила трубку. Правую руку она сжала в кулак и ударила им по воздуху.
— Уффф! — фыркнула она.
36
Джонни нервничал. Эти парни заставляли его нервничать. Правда, именно это от них и требовалось. Если они не могут заставить людей нервничать, грош им цена.
Он восседал за большим столом, где обычно проводил совещания. Но сейчас проходило не совещание, а переговоры, и именно его посетители диктовали условия.
— У нас с вами честная сделка. Честнейшая. Мы заключаем контракт, и затем вы ничего не спрашиваете у меня, а я у вас. Ведь у нас всегда так и было. Верно? Беспокоиться начнем в том случае, если таксист скажет спасибо за удар ножом. Ха. Ха.
Он сделал паузу, чтобы поглядеть, куда приземлится его попытка пошутить. Никуда. Она растаяла без комментариев.
Трое мужчин смотрели на него, бесстрастные, непроницаемые, безучастные. Один из них изучал полированные ногти. Другой поправлял складку на безукоризненных полосатых брюках в стиле «Готти». Третий смотрел скорей сквозь Россетти, чем на него.