У нее сдвинулся центр гравитации. Она больше не чувствовал себя мозгом, контролирующим руки, ноги, мышцы, кости. Вместо этого она превратилась в тугой узел желания, прижавшийся к его языку. Скоро подарок будет развернут, и драгоценный камень, который в нем лежал, обнажится и соединится с духом мужчины, который его создал. Прилив удовольствия становился все интенсивней. Ее сердце замирало. Дыхание задерживалось в легких. Узел желания напрягался, становясь все туже. И потом она остановилась. Сверкнул один момент чудесного просветления среди хаоса страсти. Какую-то миллисекунду она нежилась в нем, а потом снова рухнула в хаос.
— О-о! — пронзительно выкрикнула она, запрокинув в экстазе голову. Она освобождалась. Все расслаблялось. Все выпускалось на волю. Ее ноги тряслись от бури, согнутые в коленях. Руки хватали голову любовника. Ее губы любви, прижатые к его рту, стали шлюзами, выпустившими вязкую реку ее страсти. Она вытекла к нему, брызгая, поливая его жидкостью своей радости. Казалось, этому не будет конца. Она никогда не остановится, и это будет продолжаться до тех пор, пока она не иссякнет… пока не останется ни крови, ни влаги, ни пара в теле, которое проливалось на него. Сам он по-прежнему пребывал в состоянии предчувствия бешеной атаки. Его рот лакомился ею. Он глотал ее. Она входила в него тем единственным способом, как умеет женщина. Ее любовь уже была внутри него, а очень скоро и он окажется у нее внутри.
И вот Криста почувствовала себя истраченной. Ей уже нечего было больше дать. Он знал, что все закончилось, однако не спешил ее покинуть. Уткнувшись в нее, наслаждаясь тишиной, что сменила бурю. Покусывал, целовал, гладил ее в вакууме пролетевшей страсти. Она отпала от него. Ее ноги все еще были порочно раскинуты, сердцевина сохраняла влагу, розовая плоть ярко сияла перед глазами. Он повернулся к ней, все еще стоя на коленях, с измазанным ее страстью лицом.
— Я люблю тебя, Криста, — сказал он. — О, Боже, если бы ты только знала, как сильно я люблю тебя.
— Я знаю, — промурлыкала она. — Ты только что мне это показал.
Он с усилием поднялся на ноги, подвинулся к ней и рухнул рядом. Заключил ее в свои объятья, а она улыбнулась ему.
— Можем мы заниматься этим вечно? — спросила она.
— Вечность — это очень долго.
— Недостаточно долго.
Он положил ей руку на живот. Она сверху положила свою. Он хотел еще. Сейчас.
— Подожди, милый. Немножко подожди. Я хочу с тобой поговорить. И чтобы ты говорил со мной.
— Знаю. Прости. Я никогда еще не испытывал такого. — Он виновато улыбнулся. Неужели и вправду возможна такая красота? Она лежала обнаженная рядом с ним, мокрая от остатков любовной страсти, источая аромат потребности, желания, страсти. Он с трудом сглотнул. Нужно держать себя под контролем. Как-нибудь постараться.
— Если бы я знала, что это поможет, то спрятала бы всего тебя в себе, — пошутила она.
Потом села и поглядела ему в глаза.
— Что мне сделать для тебя, Питер Стайн?
— Выходи за меня замуж, и мы будем рожать детей, пока тебе не надоест.
— Я почти даю гарантию, что уже беременна. Просто невероятно, безумие… все еще слишком рано, но я действительно чувствую это. — Он с нежностью погладил ее по животу. Любовь светилась в его глазах.
Может, подходящий момент сообщить ему, что она для него сделала? Жены и дети всегда служат удобным предлогом для разговора о деньгах. Какие бы недостатки она ни обнаружила среди своего приданого, покушений на семейный бюджет среди них не будет. И мужчина должен быть благодарен ей за это. Особенно теперь, когда его лицо все еще покрыто слизью ее страсти.
— Мы правда поженимся? — спросила она.
— О, да, правда.
— Тогда мне нужно сообщить тебе кое-что, — проговорила она. На ее лице промелькнуло выражение нерешительности. Питер был настолько непредсказуем в том, что касалось его работы… Однако, беспокойство быстро прошло. Черт с ним! Миллионы баксов будут хорошей новостью для любого.
— Что-нибудь чудесное? — поинтересовался он.
— Просто замечательное.
Она дотронулась рукой до его плеча.
— Ну, ты помнишь тот раз, когда мы поцапались и ты сказал, что я не могу продавать серьезные вещи и что издательский мир считает, что я дура-блондинка.
— Дорогая моя, ну зачем вспоминать…
— Нет, Питер, подожди. Выслушай меня.
— Я слушаю, но я думал, что ты уже простила меня за это.
— Простила. Уже. Но в то время была вне себя и поэтому кое-что предприняла.
— И что же?
На его губах появилась улыбка. На лице выражение — «Что-же-ты-глупышка-сделала?».