Потом Ба зашла с другого фланга.
– Голубчик, Герман Иванович, поверьте мне как врачу, – заявила она, – головной мозг – самый ленивый орган. Причем у тех, кто резко бросает интеллектуальную деятельность, он разрушается гораздо быстрее, чем у тех, кто умственным трудом никогда не злоупотреблял. Таким образом, вы определенно находитесь в группе риска, дорогой мой. Ведь десять лекций в декабре – это замечательно, но, согласитесь, маловато для философа такого уровня, как вы. Давайте будем напрягать мозг круглогодично – и проживем дольше в здравом уме.
Так и родилась на свет традиция вторничных и четверговых чаепитий. Сперва Ба готовила что посытнее, норовя ненавязчиво подкормить гостя перед интеллектуальным штурмом. Потом он научился вести хозяйство самостоятельно, и теперь они ограничивались печеньем и свежезаваренным чаем. За столом они, не торопясь, обсуждали события дня, если таковые случались. Если жизнь не давала повода для размышлений и анализа, они смотрели новости, обсуждали прочитанное Германом Ивановичем в газетах и услышанное Ба от Левушки или по радио. На худой конец, смотрели новости в девятнадцать ноль-ноль. Этими встречами оба дорожили и в несомненной пользе их были уверены. А сегодня и тема для обсуждения была – каждый год Герман Иванович переписывал заново свою любимую лекцию «Классическая марксистская теория в интерпретации современной философской мысли», для чего месяцами сидел в библиотеке, перелопачивая горы литературы и журналов по философии, выписывать которые ему давно уже было не по карману. Его нынешним открытием была развернувшаяся в специальной литературе дискуссия о марксистской трактовке социального насилия и его роли в историческом процессе.
– Поскольку вы уже слышали мою лекцию в черновом, так сказать, варианте, – торопливо прихлебывая чай, начал Герман Иванович, – то я вам озвучу только те тезисы, которые для вас станут открытием, дорогая Елизавета Владимировна. Во всяком случае, студенты меня сегодня слушали, как никогда. И все почти конспектировали, а это, поверьте мне, самый верный признак того, что им интересно.
– Я вся внимание, – заверила его Ба, устраиваясь поудобнее на диване.
Она по опыту прошлых лет знала, что сегодня игра пойдет в одни ворота, а ей не удастся вставить ни слова. Но ее радовало, что профессор оживлен и как будто помолодел. К тому же если ее сморит сон, то Герман Иванович этого не заметит, а минут через сорок она проснется и выразит свое одобрение. Тут главное – не всхрапнуть, а очки у нее затемненные, открыты глаза или закрыты – не видно.
– Итак, можно выделить две основные тенденции в интерпретации марксистской теории насилия, носящие прямо противоположный и взаимоисключающий характер, – волнуясь, начал Герман Иванович, украдкой подглядывая в лежащий перед ним конспект. – Первая тенденция – это изображение марксизма как учения, восхваляющего насилие в качестве главного движущего и созидающего фактора, определяющего ход истории. Насилие, согласно этому пониманию, предстает как неизбежно закономерное и исторически необходимое явление, имманентно присущее любой форме власти и социальному организму, независимо от каких-либо условий и обстоятельств. Насилие предстает при этом как самоцель революционного движения, как априори оправданное средство классовой борьбы и удержания власти, достижения определенных целей. Естественно, что в таком контексте марксизм выглядит как антигуманное и аморальное учение, несовместимое с демократическими ценностями и общечеловеческими нравственными нормами!
От возмущения Герман Иванович остановился и, чтобы успокоиться, глотнул чаю. Ба, которая задремать еще не успела, подлила ему горяченького из предусмотрительно накрытого куклой чайника (Валюша прислала из Америки, вот смех, будто своих таких у нас нет), а себе положила варенья. Потом она спохватилась и укоризненно покачала головой, осуждая столь вульгарный подход сторонников первой тенденции. Успокоившийся Герман Иванович вернулся к чтению:
– …вторая тенденция представляет собой попытку путем абсолютизации и вульгаризации отдельных положений аутентичного марксизма, научно некорректного их истолкования использовать марксистское наследие для обоснования правомерности разного рода революционного экстремизма, политики терроризма и массовых репрессий даже в тех случаях, когда для этого нет объективной необходимости. Такой вульгаризированный и потребительский подход к марксизму с позиций конъюнктурных революционных потребностей и текущей политической целесообразности, стремление ссылками на марксизм оправдать любое применение насилия ради «высоких целей» всеобщего прогресса и свободы, свойственно некоторым современным борцам за народное счастье…