Дженни. Майор, можно мне взять немножко денег для Армии?
Барбара. Нет. Армию нельзя купить. Нам нужна ваша душа, Билл, меньше мы не возьмем.
Билл (с горечью). Знаю. Не нужны вам мои гроши. Ведь вы внучка графа. Вам нужно сотню фунтов, никак не меньше.
Андершафт. Ну же, Барбара! На сотню фунтов ты можешь сделать немало добра! Если ты облегчишь совесть этого джентльмена и возьмешь у него фунт, я добавлю девяносто девять.
Билл, ослепленный таким богатством, невольно подносит руку к козырьку кепи.
Барбара. О, вы слишком щедры, папа. Билл предлагает двадцать сребреников. Вам нужно добавить только остальные десять. За эту стандартную цену можно купить всякого, кто продается. Я не продаюсь, и Армия не продается. (Биллу.) Вы не будете знать ни одной минуты покоя, пока не придете к нам. Вы не можете бороться против собственного спасения.
Билл (угрюмо). Я не могу бороться с болтливыми женщинами и борцами из мюзик-холла. Я предлагал заплатить, а больше я ничего не могу сделать. Хотите берите, хотите нет — дело ваше. Вот деньги. (Бросает золотой на барабан и садится на кормушку.)
Монета привлекает внимание Снобби Прайса, который пользуется первым удобным моментом и бросает на нее свою шапку. Из убежища выходит миссис Бэйнс. Она одета в мундир комиссара Армии спасения. Это серьезная на вид женщина, лет сорока, с ласковыми и настойчивыми интонациями и трогательными манерами.
Барбара. Это мой отец, миссис Бэйнс.
Андершафт выходит из-за стола, с подчеркнутой вежливостью снимая шляпу.
Постарайтесь убедить его. Меня он не слушает, потому что до сих пор помнит, какая я была дурочка в детстве. (Оставляет их вдвоем и вступает в разговор с Дженни.)
Миссис Бэйнс. Вам показывали убежище, мистер Андершафт? Вы, конечно, слышали о нашей работе.
Андершафт (очень вежливо). Вся Англия знает о ней, миссис Бэйнс.
Миссис Бэйнс. Нет, сэр, Англия о нас не знает, иначе нам не пришлось бы ограничивать себя из-за нужды в деньгах. Мы развернули бы работу по всей стране. Позвольте вам сказать, что, если бы не мы, в Лондоне этой зимой начались бы бунты.
Андершафт. Вы в самом деле так думаете?
Миссис Бэйнс. Я знаю. Я помню тысяча восемьсот восемьдесят шестой год, когда вот такие богачи, как вы, ожесточились сердцем против бедных. Тогда били окна в клубах на Пэл-Мэле.
Андершафт (радостной улыбкой одобряя этот способ). И пожертвования в пользу бедных на другой день дошли с тридцати тысяч фунтов до семидесяти девяти тысяч! Как же, я это прекрасно помню.
Миссис Бэйнс. Так вот, не поможете ли вы мне? Теперь бедняки уже не станут бить окна. Поди сюда, Прайс. Покажись вот этому джентльмену.
Прайс подходит.
Помнишь, как били окна?
Прайс. Мой старик отец подумал было, что начинается революция.
Миссис Бэйнс. А теперь ты стал бы бить окна?
Прайс. Нет, мэм. Мне открылось окно на небеса. Теперь я знаю, что богачи такие же грешники, как и я.
Ромми (показывается наверху, у чердачной двери). Снобби Прайс!
Прайс. Чего тебе?
Ромми. Ваша мать спрашивает вас, она у ворот на Крипс-лейн. Она услыхала про вашу исповедь.
Прайс бледнеет.
Миссис Бэйнс. Ступайте, мистер Прайс, помолитесь вместе с нею.
Дженни. Можете пройти через убежище, Снобби.
Прайс (обращаясь к миссис Бэйнс). Я не могу встретиться с ней сейчас, мэм, когда тяжесть грехов еще не свалилась с моей души. Скажите ей, что сын будет дожидаться ее дома, коротая время в молитве. (Проскальзывает в ворота и по дороге захватывает с барабана золотой вместе с шапкой.)
Миссис Бэйнс (со слезами на глазах). Вот видите, как мы укрощаем злобу и горечь против богачей в сердцах бедняков.
Андершафт. Это, конечно, весьма удобно и лестно для всех крупных работодателей, миссис Бэйнс.
Миссис Бэйнс. Барбара, Дженни! У меня хорошие новости, чудесные новости!
Дженни подбегает к ней.
Моя молитва услышана. Ведь я говорила, что так и будет. Правда, Дженни?
Дженни. Да, да.