Андершафт. Может быть, ты философ, а?
Стивен. У меня нет таких смешных претензий.
Андершафт. Вот именно. Ну что ж, остаются армия, флот, церковь, суд. В суде требуются кое-какие способности. Не попробовать ли суд?
Стивен. Я не изучал юриспруденции. И пожалуй, у меня нет нужной энергии, — кажется, так юристы называют свою вульгарную назойливость, — чтобы вести дела успешно.
Андершафт. Положение довольно затруднительное, Стивен. Почти ничего не осталось, кроме сцены, а?
Стивен нетерпеливо отмахивается.
Ну, ну, ведь есть же что-нибудь такое, что ты любишь или знаешь?
Стивен (встает и смотрит на отца упорным взглядом). Я знаю разницу между добром и злом.
Андершафт (развеселившись до чрезвычайности). Да что ты говоришь? Как? Нет способностей к делам, знания законов, склонности к искусству, никаких претензий на звание философа, — нет ничего, кроме знания тайны, которая ставила в тупик всех философов, всех законоведов, всех практических деятелей и погубила почти всех людей искусства, — тайны добра и зла. Ну, милый мой, да ты гений, мастер из мастеров, прямо бог! И это в двадцать четыре года!
Стивен (с трудом сдерживая раздражение). Вам угодно шутить. Я претендую только на то, на что по праву рождения может претендовать каждый английский джентльмен. (В раздражении садится на место.)
Андершафт. О, по праву рождения на это может претендовать каждый. Возьми бедняжку Дженни Хилл, эту девочку из Армии спасения! Если ты попросишь ее стать на перекрестке и обучать народ грамматике, географии, арифметике или даже салонным танцам, она подумает, что ты над ней смеешься, но ей и в голову не приходит усомниться в том, что она может обучать морали и религии. Все вы на один лад, господа респектабельные люди. Вы не сможете ответить, каково предельное напряжение десятидюймовки, что очень просто; но все вы думаете, что вам известен предел напряжения у человека, который противится соблазну. Вы не посмеете дотронуться до динамита, зато бесцеремонно жонглируете честностью, истиной, справедливостью и долгом человека и в этой игре убиваете друг друга. Что за страна! Что за мир!
Леди Бритомарт (тревожно). Чем же ему лучше заняться, Эндру?
Андершафт. О, да как раз тем, чем он хочет. Он ничего не знает, а думает, что знает все. Это яснре указание на политическую карьеру. Устрой его секретарем к кому-нибудь, кто может сделать его товарищем министра, и предоставь его собственным силам. Он сам отыщет свое место на краешке скамьи министров, уготованное ему естественным ходом вещей.
Стивен (опять вскакивает с места). Очень жаль, сэр, что вы заставляете меня забыть о том уважении, которое я обязан выказывать вам как отцу. Я — англичанин и не желаю слушать, как оскорбляют правительство моей страны. (Засунув руки в карманы, сердито отходит к окну.)
Андершафт (грубовато). Правительство твоей страны! Я — правительство твоей страны, я и Лейзерс. Неужели ты думаешь, что десяток дилетантов вроде тебя, усевшись рядком в этой дурацкой говорильне, могут управлять Андершафтом и Лейзерсом? Нет, мой друг, вы будете делать то, что выгодно нам. Вы объявите войну, если нам это будет угодно, и сохраните мир, если нам это подойдет. Вы обнаружите, что промышленности требуются такие-то мероприятия как раз тогда, когда мы решим эти мероприятия провести. Когда мне нужно будет повысить дивиденды, вы найдете, что это государственная необходимость. Когда другие захотят понизить мои дивиденды, вы призовете на помощь полицию и войска. И за все это вы получите поддержку и одобрение моих газет, а также удовольствие воображать себя великими государственными деятелями. Правительство твоей страны! Ступай, мой милый, играй в свои перевыборы, передовицы, исторические банкеты, в великих лидеров, в животрепещущие вопросы и в остальные твои игрушки. А я вернусь к себе в контору, заплачу музыкантам и закажу какую мне нужно музыку.
Стивен (со снисходительно-покровительственной улыбкой кладет руку на плечо отца). Право, милый папа, на вас невозможно сердиться: вы не можете себе представить, как нелепо все это звучит для меня. Вы совершенно справедливо гордитесь, что заработали деньги своим трудом и то, что вы заработали так много, делает вам честь. Но из-за этого вы остались в том кругу общества, где вас ценят только за ваши деньги и уступают вам ради них, а мои убеждения сложились в школе и университете, несомненно очень старомодных и отсталых. Для вас естественно думать, что Англией правят деньги, но позвольте мне знать, как это обстоит на самом деле.