— Лично я никому свою машину не даю, а для сотрудников института у нас имеются специальные машины. Может быть, жена Савушкина?
Мы переглянулись. Действительно, странно, что никто до сих пор не вспомнил о жене Савушкина. А ведь проще всего предположить ее соучастие. Об этом говорил и комиссар. Если она была в машине, тогда сразу становится понятным поведение Савушкина, упорно не желающего говорить правду.
Гончаров пожал плечами и ответил:
— Проверим. Все, товарищ Кадомцев. У меня вопросов больше нет. Как у вас, товарищи?
Вопросов не оказалось ни у Дроздова, ни у Коваленко.
— Невероятная история! — проговорил профессор, вставая. — Невероятнейшая! Если понадоблюсь, вызывайте. Рад буду оказать помощь.
— Большое спасибо, — поблагодарил Гончаров, провожая профессора до двери. — Да! Еще один вопрос. Ваша жена курит?
Профессор с удивлением посмотрел на майора и ответил коротко и резко:
— Не курит, не курила и никогда не будет курить! Терпеть не могу курящих женщин! — Он сдержанно поклонился и вышел из кабинета.
— Серьезный товарищ! — шутливо заметил Дроздов.
Гончаров ничего не ответил. У него был озабоченный вид.
— На который час, товарищ капитан, вы вызвали жену Савушкина?
Дроздов посмотрел на часы.
— Она должна быть уже здесь.
И, словно в подтверждение его слов, вошедшая Зайцева доложила:
— Товарищ капитан, к вам пришла гражданка Савушкина.
Глава V
Неожиданный вывод майора Гончарова
В кабинет вошла высокая смуглая, цыганского типа женщина лет двадцати пяти в яркой, пестрой блузке. Женщина шла боязливо, держа в руке паспорт и повестку.
— Садитесь, Мария Николаевна, — приветливо обратился Дроздов к посетительнице, заглянув в ее паспорт. — Вы работаете?
— Работаю… На ламповом заводе. Вам справку принести?
Она нервно откинула со лба локон иссиня-черных волос.
— Нет, не надо. Вы сегодня выходная?
— В вечерней смене я с сегодняшнего дня. Была в ночной. А следующую неделю буду с утра работать… Товарищ начальник, скажите, что с мужем? Ведь его с утра как вызвали, до сих пор нет…
— Видите ли, — ответил Гончаров своим чуть глуховатым голосом, — против него есть серьезное подозрение. Но вы не волнуйтесь. В жизни всякое бывает. Разобраться надо.
Савушкина доверчиво посмотрела на Гончарова и тяжело вздохнула.
— Конечно, разобраться следует. Только тихий он у меня, не буян, и жизнь его мне хорошо известна, вроде как на ладони вся. Правда, к выпивке тяготение имеет.
— Что делал ваш муж вчера вечером?
— Не знаю… А что случилось?
— Где он был вчера?
— На работе, должно быть…
— Куда он ездил вчера, вы знаете?
— Нет. А он сам-то что говорит?
Держалась она напряженно, отвечала кратко, точно боясь необдуманным ответом повредить мужу. Гончаров продолжал задавать вопросы. Его доброжелательный тон постепенно внушил Савушкиной доверие. Она успокоилась, стала разговорчивее.
— Да, муж действительно собирался к своей тетке. Может, и был у нее, не знаю. Вчера вваливается домой часов в десять вечера, без кепки, усталый, больной. «Маша, голова трещит, есть ничего не буду: тошнит». Дала я ему пирамидон, и он завалился спать… Ушла на работу, он спал.
— Муж был пьян?
— Я бы не сказала. Не особенно. Вообще-то он любит выпить. Может, пока домой шел, протрезвился… Он знает, что я смерть не люблю, когда он пьяным приходит.
Гончаров достал портсигар и протянул Савушкиной:
— Курите!
Она покачала головой:
— Не занимаюсь.
Гончаров тоже не стал курить и отложил папиросы.
— А что за деньги мы обнаружили в сапоге у вашего мужа? — спросил он.
Савушкина раздраженно повела плечами:
— Черт его знает, откуда он взял деньги! Мне о них дворничиха сказала. Ее позвали, когда обыск был. Ума не приложу.
— Значит, вы не все знаете о вашем муже.
— Пятьсот рублей! Да откуда же он взял их?
Ее удивление было искренним.
— Откуда он их взял? — повторил майор. — Этого и мы добиваемся от него.
По лицу Савушкиной пошли красные пятна, и она с возмущением проговорила:
— Леший его знает! Кажется, все знала: и куда ходит и что делает, а нате же вам!
— Вы не волнуйтесь, — по-прежнему спокойно заговорил Гончаров. — Все это мы выясним.
— Утаил… Я в жизни теперь ему этого не прощу.
Савушкина всхлипнула и вытерла слезы.
Весь последующий допрос интереса не представлял. Примерно через полчаса она посмотрела на ручные часики и сказала:
— Пятый час. Как бы не опоздать на работу…